– Вы слишком великодушны, – сухо заметила Нелли.
Петр Павлович вступился было:
– А как же ваше благое намерение?
Но Пардова прервала его:
– Человек предполагает, а Бог располагает.
Помолчав, прибавила:
– На Пасху в пользу бедных общества я жертвую тысячу рублей, я пришлю с Сергеем Павловичем, он ведь зачислен нашим секретарем.
– Как же, как же, вашим секретарем, – ответил Петр Павлович.
Только выйдя на улицу, Нелли пришла в себя и громко сказала:
– Каково?
– Да, можно признаться, – протянул спутник.
Прошла Пасха с целодневным звоном, где-нибудь за городом промчались уже «с гор потоки» и заиграли овражки, протоковали тетерева на проталинах, просинели подснежники, а наши все еще сидели в городе. Марина даже не сидела, а все лежала, то забываясь, то бодрствуя. Но никак нельзя было отговорить ее ехать на кладбище в Радуницу; накануне еще она так этим волновалась, что доктор сказал, пожимая плечами: «Попробуйте, тяжело отказать в, может быть, последнем желании». Марина потребовала, чтобы при ней завязали узелок с красными яйцами и куском сухого кулича, веселая и будто более бодрая. Поехали втроем с Иосифом и Соней, в наемной карете, с лестницы еле снесли Марину, но она все шутила и смеялась:
– А уж назад, чур, я одна влезу.
– Ну хорошо, мы вам помогать не будем, помните.
В карете она велела открыть окна и жадно смотрела на дома, сухие тротуары, фонари и людей, будто все видя впервые.
– Господи, как я давно на улице не была, вот тут колбасная была, а теперь парикмахерская новомодная: мастера – участники в деле и на чай не берут, – Марина вдруг рассмеялась, – все по-новому делают!
В часовнях, у каждой встречавшейся церкви, она старалась рассмотреть, какие образа внутри, и сердилась, когда не успевала в этом.
– Вот в Петербурге совсем нет такой манеры, как в Москве, по улицам иконы вешать, и старого письма есть. Мне это нравится!
Когда карета выплелась уже на окраины, Марина, будто устав, откинулась на спинку и закрыла глаза.
– Устала, Марина? – спросила Соня.
ebooksa