Я ответил, что, если не считать подписки на журнал «Тайм», я в самом деле отрезан от большого мира.
— Значит, у вас нет каких-либо особых предпочтений по поводу кандидатур, которые выдвинут на предстоящем съезде?
— Нет, сэр, никаких.
— Вы, конечно, понимаете: то, что я вам сейчас скажу, информация в высшей степени доверительная!
— Да, конечно, — я с интересом подумал, нужно ли мне побожиться. А Холлистер стал странно торжественным и таинственным.
— Тогда, мистер Саржент, как вы, наверное, уже догадываетесь, сенатор бросил свою шляпу на ринг.
— Что это значит?
— В пятницу на общенациональном съезде маргариновых компаний сенатор Роудс объявит, что выдвигает свою кандидатуру на пост президента.
Я отнесся к этой потрясающей новости спокойно.
— И мне предстоит организовать рекламную кампанию?
— Совершенно верно. — Он пристально посмотрел на меня, но мое упрямое ирландское лицо осталось абсолютно бесстрастным: я уже видел себя на посту пресс-секретаря президента Роудса. «Парни, у меня есть для вас грандиозная новость. Час назад президент снес огромное яйцо…»
Но я поспешно вернул себя к реальности. Мистер Холлистер хотел знать мое мнение о Леандере Роудсе.
— Едва ли у меня может быть какое-то мнение, — хмыкнул я. — Знаю только, что он один из сенаторов.
— Дело в том, что мы рассматриваем это как нечто вроде крестового похода, — мягко заметил мистер Холлистер.
— Тогда и я отнесусь к этому точно так же, — искренне заверил я.
Прежде чем он успел мне объяснить, почему страна нуждается в Ли Роудсе, я заметил, что мне довелось познакомиться с дочерью сенатора и совершенно случайно приехал одним поездом с ней. Было ли это плодом воображения, как обычно говорят в викторианских романах, или действительно облачко затуманило безмятежное личико мистера Холлистера? Честно говоря, это было хуже, чем просто облачко, это был хмурый взгляд.
— Так мисс Роудс в Вашингтоне?
— Думаю, да. Если только она не решила вернуться в Нью-Йорк.
— Очаровательная юная леди, — без особой убежденности протянул мистер Холлистер. — Я знаю ее с тех пор, когда она была крошечной малышкой.
Мысль о том, что Элен Роудс могла быть крошечной малышкой, показалась мне нелепой, но поразмышлять над ней мне не дали. Вместо этого меня выдернули из кабинета в приемную, а затем провели в другую комнату, заполненную невзрачными женщинами, отвечавшими на многочисленную почту сенатора. Я был всем им представлен, потом мне показали пустой стол, который я мог считать своим. Стол стоял возле высокого окна, смотревшего на Капитолий. Я отметил, что ни одной из сотрудниц не было меньше пятидесяти. Это несомненно говорило в пользу миссис Роудс, жены сенатора.