— Совершенно верно. Вы сразу почувствовали. Немногим это удается. Тяжелое… вот правильное слово, хотя скульптуру нельзя описать словами… Но именно этого эффекта я стремился добиться: тяжелое, как камень… это камень.
— Тяжелый камень, — оживившись, повторил я.
При этих словах он пришел в восторг.
— Вы поняли! Он понял, Лиз. Тяжелый камень… Я так и назову эту работу.
— Я думал, вы ее назовете «Дихотомия святой Анны»?
— Я всегда даю и второе название. Боже мой, как это здорово: тяжелый камень!
И в состоянии полного согласия и взаимного восхищения мы присоединились к остальным.
Мы с Лиз подошли к группе молодых литераторов, весьма чувствительных и деликатных, со знанием дела сплетничавших о писателях, актерах и художниках, придерживавшихся иных взглядов.
Пока они шипели друг на друга, мы с Лиз обсудили мои проблемы, точнее, проблемы дома на дюнах.
Я рассказал, что на самом деле думаю об утреннем приключении.
— Вряд ли кто-то собирался убить меня. В доме что-то искали и не хотели, чтобы их заметили. Когда увидели меня, то испугались, что я вмешаюсь, поэтому стукнули меня по голове и обеспечили себе спокойное отступление. Если бы кто-то хотел меня убить, он так легко не отступился бы, не доведя дело до конца.
— Это ужасно! Я никогда не думала, что можно влипнуть в нечто подобное. Как можно себя чувствовать в одном доме с убийцей?
— Неуютно… но довольно интересно.
— Тебе стоило бы послушать разговоры в клубе!
— И к чему сводится общее мнение?
— Считают, что Брекстон убил жену. Теперь каждый заявляет, что он — ближайший друг семьи и знал, что должно случиться что-то ужасное.
— Может быть, они хотели сделать всем сюрприз.
— Ты не считаешь, что это его рук дело?
— Нет, не считаю; хотя его тоже нужно проверить.
— Тогда что заставляет тебя думать, что он этого не делал?