— Брось! Ничего между нами не сложится. Он бабник и карьерист, а я… да, тоже хочу стать заместителем Жирафа, и точка. Не придумывай. Уваров вернулся, теперь вся женская часть офиса на него смотрит и облизывается. Представляю, сколько девчонок захотели бы с ним в постели оказаться. Вон какой! Успешный, красивый, перспективой! Да чего ты на меня так смотришь?
Мариша и правда уставилась: ладошкой голову подпёрла, наблюдает с улыбочкой.
— Как ты сейчас о нем красиво сказала. М-м-м… — промычала мгн значительно.
— Тьфу на тебя, дурочка, — смеюсь в ответ. — Забудь. У нас у каждого своя дорога.
— Ну-ну, — недоверчиво говорит Мариша.
Мы расстаемся через два часа, потому как дела семейные зовут подругу вернуться. Соскучились по ней, потребовали поскорее обратно. Ну, а я вернулась в своё холостяцкое жилище. Завтра на работу, надо лечь спать пораньше. И только приготовилась ко сну, как вдруг звонок на сотовый. Подспудно мне показалось, что это Артур, увы. Разочарование оказалось двойным. Это был не он, а намного хуже.
Нет, даже не Леонид. Его маменька, Изольда Сергеевна, эмансипированная особа почти полувекового возраста, ещё не забросившая мечту найти себе мужичка, у которого тугой кошелек, но стрелки не постоянно на полшестого. Иначе как же он сможет удовлетворить такую страстную особу! Что касается чувств материнских, то здесь моей несбывшейся свекрови нет равных. Она — самая настоящая наседка, которая до последних дней станет следить за своим отпрыском, направляя его и поучая.
Это, в числе прочих недостатков Леонида, один из главных. Меня достало его кивание в сторону маменькиного мнения. Он едва ли не во всём полагается на её слова, и когда своей головой станет думать? Хотя мне теперь поровну. Потому беру трубку и спрашиваю, что понадобилось от меня в столь поздний час. Даю понять сразу: времени на ля-ля-тополя у меня мало, мне завтра рано вставать.
Думала, услышу грубый наезд по поводу поврежденного кокошника её сынули. Но Леонид, видимо, постеснялся сообщать матушке, как ему досталось по яйцам. А вот пожаловаться на мои грубость и бездушие успел. Поплакался в подол, мелкосратый. Вот она и позвонила, чтобы начать слезливую песнь о том, как грустно жить на белом свете её единственному сыночку. Ведь я для него была и остаюсь светом в окошке. Солнышком ясным. Любовью всей его жизни. Надеждой на создание прекрасной семьи и появление на свет чудесных малышей.
Пока слушаю, у меня начинается икота. Приходится рукой трубку прикрывать, чтобы не показаться слишком уж… Но это частая реакция моего организма на словоблудие. А уж в этом Изольде Сергеевне равных нет. Ей бы в депутаты пойти. Уж она бы развернулась! Произведенной ею одной лапши хватило бы, чтоб покрыть уши половины избирателей страны. Ну, а пока этот поток лингвистического поноса достаётся мне одной.
— Изольда Сергеевна, — прерываю её. — Что вы хотите от меня?
Блин. Зря спросила. Опять о том, как чудесно, когда двое любящих людей…
— Леонид не рассказывал вам, отчего я с ним рассталась?
Надо же! Поведал маменьке. Но что я слышу? «Молодо-зелено», «с кем не бывает», «это просто гормоны» и т. п. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не послать мамашу бывшего в долгое и очень трудное порнографическое путешествие. Но я ведь вежливая девушка, зачем же грубить старшим? Чтобы отвязаться, говорю, что обещаю обо всем услышанном от неё хорошенько подумать. Прощаюсь и прекращаю разговор.
— Вот же занудная тётка! — ворчу, укладываясь поудобнее. Но стоит закрыть глаза, как телефон вибрирует. Да кого там ещё черт несёт?! Одним глазом смотрю на экран и читаю:
«За твои голубые глаза
Я готов убежать на край света,
И, как вспомню, протянет слеза,
Ах, какое тогда было лето!
Груди белые — яблочный сок,