Французская мелодия

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ой! — сделав виноватым лицо, француженка повела плечами сторону Богданова. — Простите. Я забыла представить моего друга. Богданов Илья — бизнесмен из Москвы.

Владимир Николаевич, приподняв очки, посмотрел на гостя так, словно видел раньше, но не мог вспомнить где?

— В чём дело, Владимир? — видя, что супруга одолевают сомнения, не удержалась, чтобы не спросить Екатерина Алексеевна.

Профессор ещё раз внимательно глянул на Богданова.

— Молодой человек! Не вы ли приходили ко мне на кафедру? Преподнесли коньяк и исчезли!?

— Я, — улыбнувшись краешками губ, произнёс Илья.

Ответ мог показаться пустым и в какой-то мере даже безразличным, но только не Владимиру Николаевичу.

— В таком случае мы вправе потребовать объяснений?

Взгляд профессора скользнул по глазам француженки.

Всем стало ясно, кому был адресован вопрос.

Время вступления в роль Элизабет было ознаменовано торжеством тишины. Несколько секунд повисшей в воздухе паузы! Сколько надежд, сколько ожиданий!? Ещё даже не дёрнулся занавес, не взметнулась над оркестровой ямой дирижерская палочка, а спектакль уже начался. Не со слов, не с движений по сцене, а с той самой мимики, которая способна выразить куда больше мыслей, чем порядок написанных в сценарии слов.

Вместо того чтобы озадачиться и сделать вид, что выставленный профессором ультиматум застал её врасплох, француженка будто ждала момента, когда апогея напряжения достигнет критической точки. Взяв в руки чайную ложечку, и тут же вернув её на место, Элизабет, не удосужившись одарить взглядом ни Владимира Николаевича, ни Екатерину Алексеевну, начала говорить так, будто обращалась к заполненному зрителями залу.

— Вы правы. Пришло время объясниться, или как любит говорить один мой знакомый, внести ясность в положение вещей. Однако до того, как начать вносить эту самую ясность, мне бы хотелось объясниться по поводу балагана, что я устроила. Честно признаться, испытывая чувство вины, я прежде всего презираю себя за то, что позволила снизойти до низости — обвинить человека в грехе, которого тот не совершал.

Сглотнув подкативший к горлу комок, француженка протянула руку к лежащей рядом ложечке. Пальцы коснулись края, когда Элизабет. отдёрнув руку так, словно ложечка была раскалена, подняла глаза и, глянув поочерёдно сначала на профессора, затем на хозяйку дома, произнесла: «Вы, Владимир Николаевич, не мой отец. Мало того, госпожа Вознесенская не моя мать».

— Слава богу? — выдох главы семейства был похож на звук пыхнувшего паром утюга, словно внутри вместо беснующегося жара возникло желание сгладить всё, не оставив ни морщин обид, ни складок зла.

Хватило мгновения, чтобы Владимир Николаевич, осознав, что слова его можно понять двояко, изменив тон, перефразировал: «Извините. Я хотел сказать, что ни грамма в этом не сомневался».

— Я не в обиде, — ответила улыбкой Элизабет. — Мне следовало попросить у вас прощения за то, что посмела внести раздор в идиллию семейного благополучия. Хотя, как мне кажется, Екатерина Алексеевна изначально не поверила ни единому произнесенному мной слову.

— Не поверила потому, как понимала — за игрой в «отца и дочку» стоит нечто большее, чем желание познать быт незнакомых вам людей.

Взгляд хозяйки дома не сверлил и не прожигал глаза девушки. Осторожность на грани недоверия, скользнув, спряталась, дабы не вносить сумятицу в сознание той, кому предстояло пережить куда большее, чем проверку недосказанностью слов.

— Вы правы, — поблагодарив кивком головы, продолжила француженка. — Целью визита было желание познакомиться с людьми, живущими в квартире под номером 34. Можно было бы, конечно, выложить всё ещё в прихожей, но скажу откровенно, боялась. Незнакомая страна, незнакомый город. К тому же, когда собиралась в поездку, многие предупреждали, что в России надо быть осторожным. Пугали даже тем, что существует опасность попасть в нехорошую историю. А так как рисковать я не имею права, пришлось искать более доступный способ для знакомства.