Французская мелодия

— Человек как человек. Вроде бы нараспашку, в то же время сам себе на уме.

— А Екатерина Алексеевна?

— Здесь сложнее. В первый мой визит всё выглядело проще. Профессор негодовал, Екатерина Алексеевна была горой за меня. Когда была озвучена цель визита, всё поменялось с точностью наоборот. Владимир Николаевич проникся важностью. Екатерина Алексеевна спряталась в себе, подобно улитке.

— Да. Я тоже обратил внимание. Особенно было заметно, когда Владимир Николаевич начал восторгаться замыслом завещания. Ощущение было такое, словно Екатерину Алексеевну что-то насторожило.

— Такое случается, когда человек что-то скрывает. Пока ничего не предвещает раскрытие секрета, можно позволить себе выражать мысли вслух, как только грань допустимого подбирается к противостоянию мыслей, доброта перерастает в насторожённость, что приводит к возникновению несогласия с правотой.

— И каков же вывод?

— Екатерина Алексеевна что-то знает, но не желает говорить.

— А Владимир Николаевич? Не может быть, чтобы между Исаевыми были секреты.

— Нет, конечно. Чего не может быть, по сути, того быть не может в принципе.

Размышляя над мнением Элизабет, Илья был согласен с тем, что ведут себя хозяева не так, как должны вести люди, узнавшие, что в доме их спрятан тайник. Мало того, наблюдая за Екатериной Алексеевной, Богданов замечал, что та следит за каждым сказанным мужем словом, будто контролирует, не сболтнул бы чего лишнего.

«Что это? Нежелание расставаться с тайником? Ерунда. Человек не может на протяжении десятилетий держать в себе тайну, которая способна взволновать мир. Какой смысл? Разбогатеть, став знаменитым дано не всем. Не было случая, чтобы человек добровольно отказывался оттого, что само идёт в руки».

Размышления Ильи прервал взорвавший тишину голос Владимира Николаевича. Шум шагов, грохот упавшего стула- всё смешалось в потоке исходящего из соседней комнаты гула. Влетевший в гостиную профессор в наброшенном на плечи халате представлял собой ни много ни мало, а целый вулкан страстей. Следом, шаркая по полу тапочками, при этом беспрестанно призывая мужа к благоразумию, семенила Екатерина Алексеевна.

— К чёрту интеллигентность! К чёрту воспитанность! Всё к чёрту! — не переставал восклицать Владимир Николаевич, — главное, что я вспомнил!

— Что ты вспомнил? Объясни толком. И очень прошу, не надо так кричать. Соседей разбудишь.

— К чёрту соседей! К чёрту тишину! Как я мог забыть?!

Вздохнув, профессор опустился на диван рядом с испугано смотревшей на него Элизабет.

Потребовалась минута, чтобы тот смог отдышаться, оглядеться и хоть как-то собраться с мыслями.

— Произошло это три года назад. Катерина занималась уборкой, я находился в кабинете. Когда дело дошло до камина, она попросила меня стереть с верхнего ряда плиток пыль. Я взял тряпку, залез на стремянку и начал водить рукой по плиткам. Прикоснулся к одной, другой, третьей. И вдруг почувствовал, что те двигаются. Если бы я тогда приложил усилие, одна из плиток наверняка осталась бы у меня в руках.

— И что вы сделали? — затаив дыхание, произнесла Элизабет.

— Ничего. Катерина приказала не трогать. Испугалась, что я развалю камин.