— Потому что есть вещи, которые нравятся Рэю намного больше, чем я.
— Ты сейчас про кисточки и акварель? — улыбнулась я.
— Нет, — она немного засмеялась. — Он флиртует с другими девушками, при мне.
— Рэй? — удивилась я.
— Да, — Эрика засмеялась. — Ты его плохо знаешь, он ещё тот бабник.
— Серьёзно? Рэй?
— Да!
— Рэй Паттерсон?
— Да, — она громко захохотала. — Хватит уже!
В меня полетела её голубая подушка.
— А вот это зря! — я соскочила с пола, подхватив розовую маленькую подушку с диванчика.
Когда нам было по тринадцать лет мы впервые остались у Эрики с ночёвкой. Где-то вычитав, что самое главное в ночной вечеринке — это битва подушками, мы принялись колотить друг друга по голове огромными подушками, ожидая той самой минуты, когда они разорвутся, и мы на пару секунд окажемся в другом мире, в мире перьев, которые закружатся вокруг нас, как крупный зимний снег. Но на деле всё вышло иначе: моя подушка сорвалась лишь с одного края, и оттуда выпал огромный кусок поролона.
Сейчас мы с Эр в её комнате, как когда-то давным-давно, опять дерёмся подушками, но не ждём какой-то кульминации этой битвы в виде перьев по всей комнате.
— Бедная Эр, — крикнула я. — Связалась с бабником!
— Да ладно, я посмотрю на тебя, — смеётся она, — когда увидишь, как твой парень флиртует с другими девчонками.
— Уже жду этого дня, — смеюсь я, падая на кровать Бена.
Эрика ложится рядом. Мы лежим с абсолютно целыми подушками. Теперь всё кажется другим, как будто нам снова тринадцать лет, мы не дружим с Кевином, нас интересует мальчики только в том плане, что они могут носить за нас учебники в школу. И мама Эрики, просит нас быть потише. Но в этот раз мы не слышим ни единого возражения в нашу сторону. Как бы то ни было, какую бы опасность я не несла, я заставила Эрику развеселиться, пусть даже на крошечное мгновение. Должно быть, её родители были приятно удивлены, услышав звонкий смех дочери. И теперь им совсем не важно, помечена я или нет. Какой в этом смысл, если мы можем с ней помочь друг другу преодолеть неодолимое чувство грусти, скуки, отчаяния, безнадёжности и беспомощности.
— Слушай, — спросила Эрика. — А когда мы успели повзрослеть?
— Не знаю, ещё в начале этого года я ощущала себя ребёнком.
— То же самое, и я думала, это как минимум до следующего года.