— Нет. — Макс поднялся на три ступеньки, едва видимый в полумраке, остановился и сообщил: — Хлоя уехала.
Через пятнадцать минут Джен сидела за столом в комнате дочери. Она держала в руках прощальное письмо Хлои и, задыхаясь от отвращения к самой себе, в четвертый раз перечитывала написанное дочерью «Я рада, что ты наконец-то получаешь необходимую помощь».
Джен четыре раза прочитала письмо Хлои и очень разозлилась. Сначала она злилась исключительно на Хлою. Сбежать из дому в такое время, не сказав куда, — это невероятный эгоизм.
Наверняка это связано с каким-нибудь мальчиком. Но с кем? Точно не с Джереми Ландесманом. Они просто дружили. И точно не с Айданом, с которым дочь ходила на выпускной. Там все закончилось, едва начавшись. Наверное, кто-то новый. Или, по крайней мере, тот, о ком Хлоя никогда не рассказывала.
И как им теперь ее отыскать?
После второго прочтения письма Джен поняла, что в этом-то и смысл. Хлоя не пыталась обратить на себя внимание. Она не хотела, чтобы ее нашли.
К концу третьего прочтения абзац про алкоголизм перестал восприниматься как снисходительная ерунда, написанная девочкой-подростком в попытке оправдать свой эгоцентризм, и стал походить на искреннее выражение душевной боли.
Четвертое прочтение Джен сломало.
Это все ее вина.
Все.
Ее семья разваливалась — весь мир разваливался, а она сидела в подвале, как крыса, и пилила кофр, чтобы добраться до очередной дозы водки.
В дверях показался Макс:
— Я схожу к судье Дистефано.
— Зачем?
— Хочу посидеть с его собакой. Больше нечего делать. И это рядом. Я вернусь, когда захотите. Я не собираюсь убегать.
Джен подумала над просьбой сына. Отказывать причины не было, если не считать ужас, который она испытывала при мысли, что останется в одиночестве.
— Может, мне тоже пойти?
Макс поморщился:
— Можно я схожу один, пожалуйста?
Джен отпустила его кивком головы, слишком разбитая, чтобы разговаривать.