— Когда я лег, мне ввели контрастное вещество, чтобы сделать томографию желудка. И все пошло наперекосяк. Это вещество загубило мне почки. С тех пор мне два-три раза в неделю делают диализ. А без него через несколько дней накопятся токсины, начнется уремия… и прощайте. Не самая лучшая смерть. Больно жуть, и я буду бредить… и забуду свое имя.
— Господи! Мне очень жаль, Фрэнк.
— Не жалей меня. У меня была хорошая жизнь. А в среду я сходил в церковь, и меня отпели. Так что дела у меня завершены. Кроме двух-трех. Тут ты мне и нужна.
— Та-ак…
— Я хочу, чтобы кто-то приютил Руби. А такса очень привередливая. Особенно людей не любит. Но сын твой ей пришелся по душе. И ему она, кажется, тоже нравится.
— Не спорю. Хотя…
— Да?
— Сколько у вас осталось корма?
— Тонны. Я покупаю оптом. На прошлой неделе притащил в дом тридцать килограммов.
Джен вздохнула:
— Слушайте, врать не буду. Ситуация может ухудшиться. А мне уже четыре рта кормить.
— Понимаю. И знаю, что прошу от тебя многого. Но я могу дать кое-что взамен.
— И что же?
— Только не болтай никому, хорошо?
— Конечно.
— У меня в гараже стоит «мустанг» шестьдесят седьмого года с полным баком бензина. И он заводится.
— Местная банда солдатиков хочет захапать его себе, — продолжил судья. — Но если возьмешь Руби, я отдам «мустанг» тебе. Таксе, конечно, не особенно нравится ездить в машинах, поэтому придется посадить ее в переноску и положить туда полотенца, потому что она писается. Но как проедете немного и она поймет, что вы не везете ее к ветеринару, она, скорее всего, успокоится.
У Джен кружилась голова.
— Почему мы? Почему не Диана и Стив? Или кто-то близкий?