Напряжение

22
18
20
22
24
26
28
30

Я подошел к нему и аккуратно поправил воротник, пряча выбившуюся резинку.

— Крыс я задавлю сам, — мягко произнес, глядя ему в глаза, — когда вернусь.

Глава 18

Мир другими глазами

Тяжелые портьеры обращали яркий свет в вечные угрюмые сумерки, подсвеченные желтым светом настенных плафонов. Хозяин не любил открывать окна с этой стороны дома. Впрочем, то же относилось и к северной части небольшого особняка в центре Архангельска — там также вечно царил полумрак, скрывая от единственного жителя вид на то, что некогда принадлежало ему и его роду.

Потому как нестерпимо больно каждый день вглядываться в величественные силуэты заводов и верфей, предприятий и гостиниц, осознавая, что все это еще тремя десятилетиями ранее было украшено флагами его семьи, построено вереницей предков, от каменных фундаментов до горделивых шпилей и… утрачено в один миг. Еще больнее осознавать, что за окном лишь кроха того, что забрал себе победитель, оставив подачку, которой кое-как хватало на достойную его положения жизнь. Да и то приходилось экономить, особенно в последние годы.

Экономить на всем, что можно скрыть от чужого взгляда, разумеется, ибо никто и никогда не должен видеть, что род Наумовых обнищал до крайности.

Не важно, что половина дома не отапливается зимой, а на два этажа приходится один слуга — он же повар. Не важно, что подпол покрылся плесенью, а в винном погребе свило гнездо крысиное семейство, похаживающее в гости в соседние дома, ибо в этом жрать было нечего. Не важно даже то, что дом был перезаложен дважды: второй раз — чтобы платить по первому займу.

Перед домом обязательно должен стоять роскошный автомобиль, хозяин обязательно появится на всех значимых раутах, каждый раз одетый в новый костюм. Все должны видеть — у Наумовых все отлично. Иначе молодую поросль, надежду рода, попросту сожрут сверстники. А так — покуда их дед за ручку здоровается с дедами сверстников, — побоятся. Пройдут годы, внуки станут сильнее, получат в жены одаренных невест, сосватанных стариком (не самых родовитых, но он старался), и могущество рода обязательно восстановится. Увы, не до тех границ, что тридцать лет назад, но уровня сытой жизни и благополучия вполне достаточно. Есть для чего жить и действовать, пересиливая старческие болячки.

Казалось бы, отличный план — гармоничный и преисполненный самопожертвования. В нем не слышны мотивы мести и ненависти к победителям, только забота о будущем и надежда на лучшее. Так оно и должно смотреться со стороны — старик прекрасно знал, что за каждым его шагом следят победители. Не так внимательно, разумеется, как в первые годы после провальной однодневной войны, когда он, почти потеряв рассудок от гнева, чуть не сжег себя посмертным волшебством — вместе с теми, кто пришел согласовывать репарационный список.

Удержал его от самоубийства сочувственный — искренне — взгляд того, кто пришел принимать сепаратный мир. Смуглый парень — моложе его — с легким акцентом попросил подумать о детях — их враг не тронул. Ему признались, что живы они из благородства, в память о предках и их добрых свершениях, но без старшего родственника род все равно погаснет — детей растащат по другим семьям, воспитают по-своему и станут использовать фамилию и все ее привилегии для собственных нужд, а не во славу последних носителей благородной крови. Так что ему есть для чего жить. А вот умирать совершенно незачем — посмертное, как оказалось, никак не в силах повредить его собеседнику — сочувствующему монстру, убившему всю его семью.

Глава рода Наумовых сумел сдержать себя в руках. А после некой паузы даже выторговал из того списка пару-тройку предприятий для рода, не самых значимых и прибыльных, но тогда эта победа казалась очень важной в черной полосе разгрома и отчаяния.

Тридцать лет назад никто не предполагал, чем обернется очередной эпизод в общем-то стандартной практики рода. Наумовы продавали надежды — почти такие же, как у бедняка, покупающего лотерейный билет. Только клиентами был крупный бизнес, чаще всего молодой, перспективный, амбициозный, не принимающий правил и старой традиции покровительства. Сильные, пробивные руководители отчего-то думали, что прошли те времена, когда простолюдин обязан был склонить спину перед господином, и их деньги и огромные успехи укрепляли глупцов в этом заблуждении. Разумеется, никто их не грабил. Зачем ссориться с имперской аристократией, гарантирующей свободу бизнеса, и бросать тень на честь рода, выставляя себя пошлыми разбойниками? Ни в коем случае!

Просто в один прекрасный день в офисе директора крупного предприятия раздавался звонок, который немедленно переводили на руководителя. Негоже игнорировать представителей очень богатого рода! Правда, говорил с директором не носитель уважаемой фамилии, а доверенное лицо — не вести же главе рода переговоры лично… Зато предложение, пусть и переданное устами слуги, да еще словно великая милость, потрясало размахом! Суммы, витавшие в воздухе, заставляли судорожно хвататься за край стола даже бывалых дельцов — дабы увериться, что все это реальность, что сбылись мечты и уважаемый род сам пришел к ним! Не они обивали пороги и просили крохи с барского стола, а наоборот — их пригласили занять место рядом, посчитав равными! И дело-то совсем плевое — взять то, на что просто никто не обращает внимания. Такое случается даже в двадцать первом веке.

Будут ходить кругами юристы, будут встречи и консультации, но ощущение сбывшегося чуда никуда не пропадет. Потому что надо быть аристократом, чтобы видеть дальше цифр, больше, чем безликие пиктограммы на карте.

Окрыленный надеждой, богатый простолюдин сделает свой ход, с присущей ему решительностью влетев шеей прямо в раскрытую ладонь аристократа — того самого, из-за которого в двадцать первом веке никто не обращает внимания на богатейшие залежи под живописной долиной, меж двух невеликих гор… Какой идиот решит копать там, где похоронены поколения предков рода Горчаковых? Нет таблички, нет описания в учебниках? Так разумение надо иметь — князей хоронят в родовом доспехе, с изукрашенным самоцветами оружием и перстнями. Кто же укажет такое место?

И вот уже богатый простолюдин бежит к своим друзьям в панике и диком страхе — ему уже доложили, что в справедливой ярости сделали с теми, кто тронул ковшом и буром священную землю предков. Он грозит и требует, трясет бумагами и перепиской, но не находит ни малейшего понимания в ответ. Наумовы в его глупости не виноваты. Род Наумовых не заключал с ним ни одного договора. Но, так уж и быть, Наумовы помогут ему решить его очень крупную проблему и даже остаться в живых — за половину всего, что у этого простолюдина есть. И он согласится, можете не сомневаться.

Наумовы проведут переговоры, решая конфликт с отточенным за столетия изяществом. Будут приведены доводы, выслушано искреннее покаяние, распито коллекционное вино и высказаны пространные рассуждения о современном поколении. В итоге все обязательно уладится. Разумеется, кое-что придется отдать — из той части, что еще осталась у теперь уже не очень богатого простолюдина.

А затем все, что взяли себе Наумовы, они вернут обратно, благородно и добросердечно. Разумеется, с одним крошечным условием — теперь это предприятие будет под их рукой. Но разве это так важно в поистине царском предложении, потрясающем невероятной щедростью? Тем более что подарок обязательно дополнят новыми перспективами сотрудничества, на этот раз — без малейшего подвоха. Окрыленный новой надеждой, новый слуга рода понесется восстанавливать утраченное, еще слабо осознавая, что теперь он работает не на себя, а на господина. Таким образом, восстановится должный порядок мироустройства, к вящему удовлетворению всех сторон.

Наумовы никогда не занимались подлогом — земли были действительно чужими, под ними действительно спали чужие предки, и конфликт определенно мог завершиться смертью делового партнера, решившего жить по законам, а не по традициям. В этом странном коктейле из надежд и разочарований уважаемый род умудрялся не совершать ни единой подлости — под собственным именем. Так что были не только безымянные долины с платиной под ней — те же Горчаковы сильно изумились бы, обнаружив двух идиотов, не желающих жить, за короткий срок. Всякое есть на карте — на земле и на море, что трогать нельзя, даже если место заявлено ничейным. За тысячелетия войн, перемирий скопилось столько «болезненных» точек на необъятных просторах империи, что хватит на долгие поколения Наумовых. Должно было хватить.