Напряжение

Пистолет развернулся ко мне и еще раз чихнул, больно кольнув в плечо.

Я посмотрел влево — из кожи торчала оперенная стрелка с двумя зелеными полосами. Коснулся руками и медленно потянул от себя. Через секунду заторможенно рассматривал капельку крови на острие, отчаянно борясь с желанием закрыть глаза или упасть на землю, подчинившись сильно раскачивающемуся миру в глаза.

— Ты чего разделся? — удивился Абдула.

В это время Анзор переступил с ноги на ногу и возмущенно отметил плеск воды под ногами.

— Ты кого привел? Он нормальный, да? Зачем воду разлил?!

— Мне просто было очень, очень любопытно, — выдавил я из неожиданно пересохшего горла.

— Что любопытно? — раздраженно фыркнул Анзор, подходя ближе вместе с братом.

— Как вода проводит ток, — честно признался я, выпуская свое Любопытство на свободу.

Яркая вспышка ослепила глаза, превращая четкий мир в красно-фиолетовые разводы. По ушам ударил резкий вскрик, потонувшей в шипении закипевшей и тут же обратившейся в пар воды, плотным кипящим облаком поглотившим все пространство. Жалобно заревели мои медведи, заставив спохватиться и отозвать свою силу обратно. В самом центре облака замерли две фигуры, невообразимо изогнутые прошедшей сквозь них силой. С обгорелой одеждой, алой от кипятка кожей, они стояли с раскрытыми ртами, беззвучно крича в тишину. Первым упал пистолет из рук Абдулы, а за ним и он сам. Сверху сломанной игрушкой рухнул его старший брат.

— Зато ваших родных не повесят, — утешил я двух разбойников и усилием воли заставил себя одеться.

Стало чуть легче, мир перестал раскачиваться, но каждый шаг давался очень сложно — будто к телу привязали три каната и дергали в разные стороны по очереди, стоило пошевелиться. Носки надеть так и не сумел, зато обвязал ими поломанный телефон, чтобы не повредить.

Привалился к полке, набираясь сил на последнее действие. Отдохнув, решительно направился к ящику.

Мои медведи спали, свернувшись единым, чуть влажным клубком у дальней стенки. Две стрелки валялись на противоположной половине — эти непоседы умудрились их вытащить сами, как и я, но действие сонного зелья сломило их куда быстрее. Маленькие ведь.

Попытался вытащить первого — и чуть сам не упал внутрь ящика. Уж больно тяжелым оказался медвежонок, а по виду совсем не скажешь. Или я ослабел? В голове снова начало шуметь. Кое-как, упираясь в стенку, вызволил первого, а за ним и второго, уложив на землю рядом.

— Так я их точно не утяну, — посетовал вслух и принялся разглядывать помещение палатки в поисках того, что мне может помочь. А затем и прошелся, выглядывая на полках хотя бы ткань — на нее можно будет уложить медведей и волочить за собой, а там взрослых помочь попрошу. Если не усну еще раньше — глаза предательски начали слипаться, закрываясь сами по себе. Пришлось пнуть мизинцем угол ящика (проверенный метод!) и искать дальше, припрыгивая на одной ноге. Нужная вещь обнаружилась в самом дальнем краю, задвинутая меж полок и внешней тканью палатки, — там, стоя на одном колесе, дожидалась меня самая настоящая тележка! И размерами отлично подходит — можно даже третьего медведя положить, только где его взять?

Расшнуровав непослушными руками (а скорее порвав окутанными даром руками, чем разобравшись в узелке), я впустил в помещение яркий солнечный день — веселый и беззаботный, как и я часом раньше.

Хмуро оглядел пространство палатки, наметив путь движения тележки, чтобы не упасть и не застрять во влажной земле. Взгляд зацепился за два по-прежнему лежавших тела, да так и остался на них, пока голова решала — хорошо это или плохо? Сонные мысли путались и не хотели их жалеть, а даже наоборот. Целый день в этом зоопарке мне показывали, что безопаснее всего находиться внутри клетки, оставив опасных зверей — злых фиолетовых, равнодушных взрослых и жадных похитителей — по ту сторону решетки. Мир в городе совсем не такой, как я думал. За мороженое тут воюют, умеющих делать красиво — воруют, а подарки совсем не ценят, желая друг другу боли и зла, а не радости. Наверное, так тут правильно. Я ведь ничего не видел за пределами интерната. Наверное, нас там специально так учат — помогать и прощать, чтобы в городе нас побили и похитили, заставив работать за надежду на лучшее. Значит, я поступил правильно — по законам взрослого мира. Придется переучиваться.

Я подошел к Абдуле и присел рядом, рассматривая красноватую маску боли на его лице.

— Нет тут доктора, а ты зуб давал, — попенял я ему. — Слово надо держать.

Подцепил пальцами желтый зуб и потянул на себя — но вместо одного на руки выпал целый ряд, сцепленный проволочкой. Тяжеленный! Дернул нижний зуб — и получил всю челюсть. Пощелкал их друг об друга и закинул в карман, вновь пошатнувшись. Слабость не хотела меня отпускать, вновь баюкая качающейся землей.