Непреодолимо

— Нет. Она натянула сапоги. — Ты сказал мне не делать этого.

— Я знаю. Я скажу им сегодня вечером. Я сегодня разговаривала с агентством. Они сказали, что найти няню на замену к следующей неделе не составит труда.

— Хорошо.

Она застегнула куртку и надела шапку. Сегодня она снова заплела волосы в косички, и почему-то от этого мне стало еще грустнее. Я больше никогда не почувствую запах ее волос. Не буду расчесывать их. Не увижу, как они рассыпаются по моей подушке, свисают над моей грудью, каскадом спускаются по ее обнаженной спине.

Я засунул руки в карманы, мое сердце болело. — Тогда, наверное, увидимся.

Она едва взглянула на меня, прежде чем выйти, закрыв за собой дверь. Несколько сумасшедших секунд я пытался придумать какую-нибудь причину, любую причину, чтобы побежать за ней, задержать ее здесь еще немного. Но я не смог.

Вместо этого я пошел в гостиную, отодвинул занавеску и выглянул в окно, наблюдая, как она садится в машину. Она завела двигатель, но не тронулась сразу. Я подумал, может быть, она разговаривает по телефону или пишет кому-то сообщение, но потом она опустила лицо в руки, и я понял, что она плачет.

Моя грудь словно разделилась на две части.

— Папа, что ты делаешь? — спросила Фелисити, подойдя ко мне сзади.

— Ничего, — ответил я, позволяя занавеске снова опуститься на место. — Нет, ты смотришь на Фрэнни, — сказала она, запрыгивая на диван и снова отодвигая занавеску. Затем она задохнулась от удивления. — О, она плачет!

— Она плачет? Тут же две другие девочки запрыгнули на диван и повернули шеи, чтобы лучше видеть.

Я отдернул занавеску перед ними. — Я не знаю.

— Она плачет, я вижу, — сказала Милли. — Мы должны пойти к ней. Вдруг ей нужна помощь?

— Нет! крикнул я. — Оставьте ее в покое!

Все три девочки удивленно посмотрели на меня.

Я провел рукой по волосам и понизила голос. — Иногда взрослым бывает грустно. С Фрэнни все в порядке.

— Откуда ты знаешь? упорствовала Милли. — Она ничего не говорила нам о том, что ей грустно.

— Потому что я знаю, — огрызнулся я. Я подумал о ее добром, доверчивом отце и его добрых словах в мой адрес сегодня и почувствовала себя еще хуже.

— Это ты заставил ее грустить? спросила Уинни, ее тон был обвиняющим. — Ты на нее накричала? Когда ты кричишь на меня, мне становится грустно.

— Мне тоже, — добавила Фелисити. — А ты много кричала на этой неделе.