Чарующий апрель

Они намного моложе, чем ей показалось в Лондоне, подумала миссис Фишер, и не так уж малопривлекательны. Пропустив мимо ушей очередное неуместное высказывание миссис Уилкинс, она вспомнила, как во время встречи на «террасе» подруги решительно отказались представить или принять рекомендации.

Разумеется, ничто не могло ее огорчить, никакие человеческие поступки: она давно и основательно укоренилась в респектабельности, за ее спиной нерушимой стеной стояли три великих имени, которые она представила, и они отнюдь не были единственными, к кому можно было бы обратиться за поддержкой и свидетельством. Даже если бы эти молодые дамы – не существовало серьезных оснований верить, что третья (та, что гуляла в саду) действительно была леди Кэролайн Дестер, ей просто сказали, что это так, – на поверку оказались теми, кого Браунинг имел обыкновение называть (как ясно она помнила его забавную и оригинальную манеру выражаться!) ночными бабочками, то разве это могло каким-то образом помешать? Пусть порхают по ночам, если им нравится. Шестьдесят пять лет жизни просто так не проходят. В любом случае через месяц отдых закончится, и больше она никого из них не увидит. А пока здесь, в замке, есть множество мест, где можно посидеть спокойно вдали от них и предаться воспоминаниям. К тому же миссис Фишер обладала собственной гостиной: чудесной комнатой с мебелью медового цвета, с окнами на море, в сторону Генуи, и с дверью на крепостную стену. Замок располагал двумя гостиными, так что пришлось объяснить леди Кэролайн – действительно очаровательному созданию, кем бы она ни была на самом деле; Теннисон с удовольствием пригласил бы ее на прогулку по холмам, – которая явно намеревалась завладеть медовой гостиной, что из-за своей трости она нуждается в небольшом личном пространстве.

– Вряд ли кому-то захочется видеть слоняющуюся повсюду старуху, – сказала миссис Фишер. – А так я с удовольствием буду проводить время в одиночестве или в комнате, или на этой удобной крепостной стене.

В гостиной стоял диван, письменный стол и очень удобное кресло Спальня ей тоже досталась замечательная: с окнами на две стороны. В одно окно по утрам заглядывало поднимающееся из моря солнце: она так любила утреннее солнце! – а второе окно выходило в сад. Они с леди Кэролайн выяснили, что в замке всего две спальни с двумя окнами – конечно, самые просторные. В каждой стояло по две кровати, но они сразу же распорядились перенести вторые кровати в две оставшиеся спальни. Таким образом, простора и удобства стало еще больше. Леди Кэролайн тут же превратила свою комнату в спальню-гостиную, забрав из общей гостиной диван, а миссис Фишер, к счастью, не пришлось хлопотать, так как в ее личной гостиной и так было все необходимое. Сначала леди Кэролайн подумывала забрать большую гостиную себе, поскольку между приемами пищи столовая на первом этаже вполне могла служить двум другим гостьям местом отдыха – очень приятная комната с красивыми стульями, но потом ей не понравилась форма большой гостиной: это круглое помещение с узкими окнами-бойницами в толстых стенах и расчерченным стропилами потолком в форме купола или зонта располагалось в башне и казалось слишком темным. Неудивительно, что леди Кэролайн с завистью смотрела на медовую гостиную, и если бы она, миссис Фишер, не проявила твердость, непременно присвоила бы уютный уголок, что было бы абсурдно.

– Надеюсь, – с улыбкой проговорила миссис Арбутнот, пытаясь донести до сознания миссис Фишер то обстоятельство, что, не будучи в полной мере гостьей, та ни в малейшей степени не являлась здесь хозяйкой. – Надеюсь, ваша комната достаточно удобна.

– Вполне, – ответила миссис Фишер. – Не желаете ли еще кофе?

– Нет, спасибо. Может быть, вы желаете?

– Нет, благодарю. В моей спальне стояло две кровати. Вторая напрасно занимала место, и я приказала ее убрать. Сразу стало намного просторнее и удобнее.

– Ах, так вот почему в моей комнате оказалось две кровати! – воскликнула осененная внезапным прозрением миссис Уилкинс, которой присутствие в крохотной келье второй кровати с первого же взгляда показалось странным и неестественным.

– Такого указания я не давала, – возразила миссис Фишер, снова обращаясь к миссис Арбутнот. – Просто попросила Франческу убрать лишнюю мебель.

– Но в моей комнате тоже две кровати, – заметила миссис Арбутнот.

– Вторая, должно быть, явилась из спальни леди Кэролайн. Она также приказала одну убрать, – пояснила миссис Фишер. – Глупо держать в комнате больше кроватей, чем требуется.

– Но мы тоже приехали без мужей, – парировала миссис Уилкинс. – Непонятно, зачем нам по две кровати, если там никто не будет спать? Нельзя ли и у нас тоже убрать лишнюю мебель?

– Кровати, – холодно парировала миссис Фишер, – не могут быть убраны из всех комнат: должны же они где-то стоять.

Все замечания миссис Уилкинс казались миссис Фишер крайне неуместными. Всякий раз, открывая рот, дерзкая особа произносила какую-нибудь глупость. Упоминание о мужьях никогда не поощрялось в том обществе, к которому привыкла миссис Фишер. В 80-е годы, на которые пришлась ее молодость, к мужьям относились серьезно: считали их единственным настоящим препятствием на пути к греху. Если же приходилось упоминать о кроватях, то не следовало при этом говорить о мужьях, это считалось неприличным.

С подчеркнутой чопорностью она повернулась к миссис Арбутнот и настойчиво предложила:

– Позвольте все-таки налить вам еще кофе.

– Нет, спасибо. Может быть, выпьете сами?

– Право, не хочу. Никогда не пью за завтраком больше двух чашек. Не желаете ли апельсин?

– Нет, благодарю. А вы?