Чарующий апрель

Возмущенно шурша тростью по гравию, она удалилась.

– Наконец-то, – пробормотала Кэролайн и вернулась в удобное положение с головой на подушке и ногами на парапете. Когда кто-то от нее уходил, причина ни в малейшей степени ее не беспокоила.

«Тебе не кажется, что наша дорогая Лапочка становится капельку, самую капельку, необычной?» – спросила ее мать у отца незадолго до этого сумасбродного поступка, внезапного бегства в замок Сан-Сальваторе. В последнее время маркизу расстраивали странные высказывания дочери, постоянное стремление к уединению и попытки избежать общения со всеми, кроме – верный признак старения – совсем молодых мужчин, почти мальчиков.

«А? Что? Необычной? Ну и пусть будет необычной, если ей нравится. Женщине с ее внешностью позволены любые прихоти», – ответил тогда переполненный обожанием отец.

«Я тоже не возражаю, – кротко согласилась матушка. – А если бы даже возражала, разве это смогло бы что-нибудь изменить?»

Миссис Фишер пожалела, что понапрасну встревожилась относительно здоровья леди Кэролайн, и направилась через холл в свою гостиную. Трость стучала по каменным плитам с порожденной негодованием энергией. Нелепое притворство! Нестерпимое! Ничего не зная, ничего не умея, нынешние молодые женщины стараются выглядеть умными, отрицая все, что было в прошлом по-настоящему великого и ценного, в то же время превознося новое – каким бы дурным оно ни оказалось в действительности. Восстание обезьян. Да, обезьяны. Обезьяны.

А едва войдя в гостиную, достойная леди обнаружила нашествие других обезьян. В нынешнем расположении духа ничто не могло бы возмутить ее больше, чем представившаяся взору картина. Сидя в удобном кресле, миссис Арбутнот невозмутимо пила кофе, а за письменным столом, который миссис Фишер уже считала едва ли не священным, миссис Уилкинс что-то писала привезенной с Принц-Уэлз-террас драгоценной ручкой. За ее столом. В ее гостиной. Ее ручкой.

– Не правда ли, чудесный уголок? – сердечно проворковала миссис Арбутнот. – Мы только что его обнаружили.

– Пишу Меллершу, – так же сердечно пояснила миссис Уилкинс, подняв голову.

Как будто, подумала миссис Фишер, ей не все равно, кому пишет эта обезьяна. Как будто ей известно, кто такой Меллерш.

– Ему будет приятно узнать, что я добралась благополучно, – добавила миссис Уилкинс с соответствующим пейзажу и интерьеру оптимизмом.

Глава 11

Одних лишь царивших в Сан-Сальваторе восхитительных ароматов было бы достаточно для всеобщего умиротворения и согласия. Ароматы залетали в гостиную с крепостной стены, встречались с ароматами украшавших комнату цветов и, как казалось миссис Уилкинс, приветствовали друг друга безгрешным поцелуем. Разве можно обижаться и сердиться среди бесконечного благолепия? Разве можно в присутствии вечной красоты оставаться такой же жадной и эгоистичной, как в мрачном, темном Лондоне?

И все же, судя по всему, миссис Фишер сумела сохранить отвратительный лондонский характер.

Красота присутствовала здесь в немыслимом изобилии и порой казалась чрезмерной для одного человека. Зачем же напрасно тратить силы, пытаясь присвоить хотя бы малую часть общего великолепия? И все же миссис Фишер старалась присвоить целую восхитительную комнату и запретить остальным сюда входить.

Миссис Уилкинс не сомневалась, что скоро почтенная особа изменится, преодолеет застарелые слабости. Через день-другой необыкновенная атмосфера мира и покоя подействует в высшей степени благотворно, но пока ароматы, пейзажи, солнечные флюиды и прочие прелести старинного итальянского замка пугливо обходили суровую леди стороной. Она стояла и смотрела на них с Роуз с выражением гнева на лице. Гнев, подумать только! Глупое, старое, нервное лондонское чувство. Сама миссис Уилкинс видела комнату, наполненную поцелуями. Поцелуи щедро ласкали всех, причем миссис Фишер ничуть не меньше, чем ее и Роуз.

– Вам не нравится наше присутствие, – произнесла миссис Уилкинс, вставая и в свойственной ей манере сразу выдавая правду-матку. – Почему?

– Потому что позволила себе вообразить, – процедила миссис Фишер, опираясь на трость, – будто бы вы понимаете, что это моя комната.

– Должно быть, из-за фотографий? – уточнила миссис Уилкинс.

Заметно удивленная миссис Арбутнот покраснела и тоже встала.