Чарующий апрель

– Что? Вот эта тряпка? – небрежно отозвалась Кэролайн, взглянув на себя так, как будто вдруг захотела понять, что именно надела. – Ему уже сто лет.

Куда больше ее интересовал суп.

– Должно быть, вам холодно, – поджав губы, заметила миссис Фишер.

Платье демонстрировало значительную часть фигуры леди Кэролайн: например, оставляло обнаженными руки, – ну а даже если слегка прикрывало некоторые пикантные подробности, то все равно позволяло их увидеть, поскольку было очень тонким.

– Кому холодно? Мне? – удивилась леди Кэролайн. – О нет.

И снова занялась супом.

– Можно простудиться, – заботливо предупредила миссис Арбутнот, уверенная, что такую красоту следует сохранить без повреждений. – После захода солнца здесь становится прохладно.

– Ну что вы, очень тепло, – возразила Кэролайн, сосредоточенно работая ложкой.

– Кажется, под платьем на вас совсем ничего нет, – высказала наблюдение миссис Фишер.

– Верно. Точнее, кое-что есть, но очень мало, – беспечно согласилась красавица, доедая суп.

– Крайне опрометчиво, – не унималась миссис Фишер, – и крайне неприлично.

Леди Кэролайн пристально на нее посмотрела, но промолчала.

К обеду миссис Фишер вышла, испытывая к леди Кэролайн дружеское расположение. Во всяком случае, та не врывалась в ее гостиную, не сидела за ее письменным столом и не писала ее ручкой, поэтому пожилая дама полагала, что так называемая «аристократка» умеет себя вести. И вот теперь выяснилось, что абсолютно не умеет: явилась к столу вызывающе одетой – точнее, возмутительно раздетой. Поступок не только неприличный, но и в высшей степени неучтивый, потому что бестактное и легкомысленное существо наверняка простудится, а потом заразит всех вокруг. Миссис Фишер решительно возражала против простудных заболеваний, считая, что они возникают в результате преступной беспечности, а потом передаются не заслуживавшим страданий невинным жертвам.

Птичьи мозги, подумала миссис Фишер, сурово глядя на леди Кэролайн. В голове ни единой мысли. Одно тщеславие.

– Но ведь здесь нет мужчин, – возразила миссис Уилкинс. – Как же кто-то из нас может вести себя неприлично? Разве вы никогда не замечали, – спросила она миссис Фишер, пытавшуюся сделать вид, что не слышит, – как трудно вести себя неприлично в отсутствие мужчин?

Миссис Фишер не удостоила ее ответом и даже не взглянула, а вот Кэролайн посмотрела вполне осознанно и изобразила то, что на любом другом лице показалось бы довольной ухмылкой, но со стороны, да еще поверх вазы с настурциями, движение губ выглядело очаровательной, украшенной милыми ямочками, мимолетной улыбкой.

Наблюдая за миссис Уилкинс с новым, только что зародившимся интересом, леди Кэролайн заметила, что у нее очень подвижное, живое лицо, похожее на поле пшеницы, где свет чередуется с тенью. Подруги вышли к обеду в шелковых блузонах, и она подумала, что могли бы одеться нормально, поскольку обе выглядели безобразно. А вот миссис Фишер могла бы надеть что угодно, даже перья и горностаевую мантию: ей все равно ничто не поможет. Но эти-то две еще молоды и привлекательны, с настоящими выразительными лицами. Насколько иначе сложилась бы их жизнь, если бы они всегда старались выглядеть как можно лучше, а не наоборот. И все же… Кэролайн внезапно заскучала, прервала мысль и рассеянно надкусила тост. Какая разница? Если слишком хорошо выглядеть, то вокруг непременно соберется толпа.

– Сегодня я провела чудесный день, – с сияющими глазами сообщила миссис Уилкинс.

Леди Кэролайн испустила глубокий вздох, решив, что сейчас она начнет без умолку болтать.

Миссис Фишер взглянула на свою пустую тарелку и подумала, что никого не интересует, как провела эта дамочка день.