– Не шути с богами.
Квинт Лоллий нахмурился, и племянник поспешил отвлечь его внимание от щекотливой темы.
– Как твои дела дядюшка? – с преувеличенным интересом спросил он.
Это был рискованный вопрос. Если, вопреки первому впечатлению, дела у Лоллия-старшего обстояли неважно у Лоллия-младшего были все шансы стать невинной жертвой очередного падежа скота, засухи или, да сохранит нас Добрая богиня, алчных и бесстыжих перекупщиков. Однако на сей раз риск себя оправдал. Квинт Лоллий сдержанно кивнул.
– Терпимо. Продал стадо в Капую, купил недорого маленькую мастерскую гарума45 в Помпеях. Есть еще одна хорошая новость, но ее я сообщу позже.
Таким образом, благоприятная рыночная конъюнктура избавила Луция от того, чтобы выслушивать дядюшкины нотации прямо посреди улицы. Пока настроение Квинта Лоллия не переменилось в худшую сторону, племянник поспешил проводить родственника в дом. Домочадцы за его спиной расступились, образовав коридор, по которому Лоллий-старший прошествовал с видом высшего магистрата, посещающего римскую курию, милостиво отвечая на почтительные приветствия собравшихся вокруг слуг.
Задержался Квинт Лоллий лишь дважды: первый раз, чтобы поздороваться с Эбуром, которого он в свое время пытался переманить к себе, и второй раз, заметив за спинами прочих рабов скрюченную фигуру привратника Бриарея.
– Ты еще жив, старик?
– Живой, живой, молодой господин. Смерть про меня забыла, – старик часто закивал головой, чуть выступив вперед.
– Значит, будешь жить вечно, как Ганимед46. Хотя красавцем, как он тебе не бывать, – Квинт взмахнул руками, приглашая стоящих вокруг посмеяться шутке.
– Буду господин, если не помру, – Бриарей заулыбался беззубым ртом. – Только мертвые уж очень завистливы. Ходят и ходят ко мне. Обидно, ему, что молодым умер, а я старый живу. Раз умер, мало, другой умер. Не успокоится. Уходить не хочет, – бормотание Бриарея делалось все тише, затухая, словно забытый костер, так, что последние слова могли разобрать только те, кто стоял совсем рядом.
Внезапно помрачнев Квинт Лоллий, молча кивнул привратнику, и, пройдя мимо, скрылся в дверях дома. В атрии, скидывая на ходу дорожный плащ, который тут же ловко подхватил Эбур, Лоллий-старший неожиданно бросил племяннику:
– Бриарей совсем выжил из ума. Однако, не годится выбрасывать на улицу старика, который провел в этом доме всю жизнь. Пусть доживет достойно. Слышишь?
– Конечно дядюшка, – Лоллий покорно кивнул. Он мог бы сказать, что и без советов старшего родственника не собирался выгонять старого раба на улицу, но отлично знал, что самая разумная линия поведения при общении с Квинтом Лоллием заключается в том, чтобы не перечить ни одному его слову.
*****
Петронию было грустно. Он вспоминал вчерашний обед у Лоллия и понимал, что никогда, ни при каких обстоятельствах он не увидит ничего подобного на своем столе. На самом деле, тушеные с салом бобы были бы не так уж плохи. Были бы если бы не искреннее убеждение Памфилы в том, что обилие чеснока – самое надежное свидетельство мастерства повара. Нельзя сказать, что у обеда вовсе не было других недостатков. Просто чеснок не позволял их по достоинству оценить.
Когда, в ответ на упреки в плохом аппетите, Петроний заметил, что бобами с его стола можно было отбить нюх у целой собачьей своры, Памфила не приняла его шутливого тона.
– Дыхание твоего деда, хозяин, было дыханием чеснока и лука, но его дух, был здоровым духом римлянина, – сердито фыркнула кухарка и величавая как квинкверема47, выплыла из триклиния.
Вообще это ее утверждение можно было бы оспорить. Памфила была еще ребенком, когда Гай Петроний героически погиб при осаде Герговии48. Поэтому, ее осведомленность относительность кулинарных предпочтений бравого центуриона выглядела сомнительной.
Но, всадник, конечно, не стал возражать. Его кухарка была женщиной во всех смыслах внушительных достоинств. Во время разговора она нависала над собеседником подобно лавине, готовой сорваться с горной вершины. Всадник робел перед ней с детства, и, вернувшись с Востока, обнаружил, что годы никак не повлияли на его чувства.
ebooksa