Статья имела подзаголовок «Мужчины считают себя практически совершенными». Что изменилось за последние сорок лет? Точно не то, как женщины воспринимают собственные тела — несмотря на почти полувековые дискуссии и споры. Нет, изменились мы, мужчины: мы больше НЕ видим себя «практически совершенными». Совсем нет.
Интересный факт, которым со мной поделился доктор Оливардия. Когда фигурка солдата G. I. Joe[9] впервые появилась в продаже в 1974 году, он имел такие пропорции: рост — метр семьдесят пять сантиметров, обхват талии — почти восемьдесят сантиметров, обхват груди — метр, а окружность бицепса — пятьдесят сантиметров. Мощный и мускулистый, да, но все еще достижимый идеал, чьи параметры недалеки от моих. Перенесемся в 2002 год и увидим: рост G. I. Joe — все еще метр семьдесят пять, но талия ужалась до семидесяти одного сантиметра, грудь раздулась до метра двадцати семи сантиметров, а бицепсы выросли до пятидесяти шести сантиметров, стремясь догнать в объеме талию. Будь он реальным человеком, он не смог бы дотянуться до собственного плеча, не говоря уже о выполнении специальных миссий по спасению планеты. Представьте, какой прикольный эпизод «Южного парка» можно было бы снять! G. I. Joe спускается на парашюте, чтобы обезвредить бомбу, но не может достать инструмент, закрепленный у него на спине за поясом, потому что ему мешают бицепсы!
На самом деле я думаю, что во всем виноват Том Хинтнаус. Вы знаете, кто это? Все в порядке, я прежде тоже о нем ничего не слышал. Доктор Майкл Киммель, которому сейчас под шестьдесят, рассказал мне о Томе и о влиянии, которое тот оказал на мужчин по всей стране во времена, когда Киммель был моложе. Том — бразилец по происхождению, бывший прыгун с шестом, известный, помимо прочего, тем, что снимался в 1982 году в рекламе нижнего белья Calvin Klein. По словам доктора Киммеля, в тот день, когда рекламные щиты с Томом появились в разных городах страны, американские мужчины всех возрастов внезапно «поняли», как выглядит идеальное мужское тело. И начали сравнивать себя с ним. Не в свою пользу.
Я родился уже во времена расцвета этой культуры — всего через два года после появления той рекламы. И никогда не видел другого мира.
«Где же твой пресс?» За этим вопросом следовал подростковый смех, который я, как режиссер, показал бы в замедленной съемке, сверхкрупным планом — такой заторможенный, почти злодейский хохот, вылетающий изо ртов моих якобы друзей. Эти четыре слова, сказанные, чтобы поддразнить, возможно, впервые заставили меня сознательно уравнять мышцы и мужественность. Я был увлечен Ван Даммом и Сталлоне и еще в четыре года просил родителей купить мне побольше шпината, чтобы нарастить мускулы, как у моряка Попая, примером мне служили парни из телевизора, герои мультиков и фильмов. В реальной же жизни я соревновался с теми и против тех, кто теперь смеялся надо мной. Идея проста: если у меня нет мышц, у меня нет и мужественности; если мышцы не соответствуют, то и я не соответствую. Представление о мускулатуре как о барометре нашей мужественности часто называют «комплексом Адониса». Подкрепляемый мужскими фитнес-журналами и индустрией развлечений (в том числе порнографией), в наше время он превратился в способ зарабатывания денег и приобретения авторитета в соцсетях. Еще до того, как мальчик впервые откроет журнал о фитнесе или зайдет в Instagram◊, он многократно впитает ту же идею, которую они готовы ему предложить: в ситуации, когда слишком полные или слишком худые мальчики и девочки стоят в стороне на уроке физкультуры; когда в кино любимый супергерой надирает всем задницы и получает девушку; когда он видит, как девушки смотрят на вышеупомянутого героя. Подсознательно с юного возраста мы получаем эти сообщения: слишком толстый = медленный и ленивый, слишком тонкий = маленький и слабый, девочка = не мальчик, следовательно, слабая… Список бесконечный.
Как мы уже отмечали, в нашей культуре часто придается большое значение мужским физическим качествам, и это значит, что мы придаем большое значение физической форме и мускулатуре, видя в них мерило мужественности. Трагично, что в результате мы меньше ценим или вовсе не ценим мужские тела, выходящие за рамки наших критериев силы и выносливости. Вероятно, чаще всего с этим сталкиваются мальчики, которые считаются чрезмерно полными, а также те, кто принадлежит к сообществу инвалидов, — именно они подвергаются безжалостным издевательствам и насилию.
Еще одно событие, с детства запечатленное в моей памяти, произошло в мои десять лет, когда я был новеньким «городским мальчиком», переехавшим из Лос-Анджелеса в Орегон. Я пока не обзавелся друзьями, и мои еврейско-итальянские черты лица, особенно «римский нос» и густые брови, выглядели непривычно в нашей деревенской местности. Несмотря на худобу, я был физически развит и подсознательно понимал, что могу подтвердить свою состоятельность любым способом, связанным со спортом. Но я шагнул дальше: не ограничиваясь возможностями (состоятельностью) собственного тела, я решил обратить в свою пользу особенности (состоятельность) чужого. Я никогда не забуду это: во время игры в кикбол на физкультуре, когда мальчик с избыточным весом шагнул на поле, я (в отчаянном желании быть принятым) встал в отдалении и крикнул: «Давай, толстожопый!» И засмеялся над собственной шуткой — так же, как другие мальчики позже посмеются над моим отсутствующим прессом.
К десяти годам я получил достаточно знаний о наших телах, чтобы понимать: после меня в мужской иерархии будет находиться тот самый мальчик с избыточным весом. Я неплохо усвоил посылы общества и знал: столкнув его вниз, я сам поднимусь.
В тот день учительница сильно отчитала меня; я совершенно не ожидал этого и, как чувствительный ребенок, принял выговор близко к сердцу. Но слова уже были произнесены, и хотя тот мальчик вряд ли слышал их, это неважно —
Мы, мужчины, поступаем таким образом, когда оцениваем свое предполагаемое место на лестнице мужской состоятельности, — неважно, в компании мальчиков на игровой площадке или в компании мальчиков в совете директоров, — а потом карабкаемся по этой лестнице, наступая на головы тех, кто, по нашему мнению, должен находиться ниже. Часто мальчик или мужчина с нижней ступени — это тот, чье тело значительно отдалено от того, что общество решило считать «нормальной» демонстрацией физической силы. Один взгляд на обложку журнала о фитнесе — и в глаза бросаются заголовки: «Три упражнения, чтобы стать лучшим мужчиной», «Попрощайся с животом, чтобы хороший секс превратился в отличный», «Шесть недель до совершенного тела», «Большие руки — быстро», «Лучшее тело для лучшего секса». Я до сих пор, уже более пятнадцати лет, помню одну статью из журнала Men’s Health. Заголовок звучал примерно так: «Широкие плечи — часть тела № 1, которую женщины считают самой важной». Я же, парень с относительно узкими плечами, прочел в этом следующее: «Джастин, тебе кое-чего не хватает». Я сочувствую людям всех размеров, особенно инвалидам, которые выросли в Америке. Для поддержания высокой самооценки и хорошего отношения к себе в мире, который фактически требует противоположного, необходима недюжинная сила, достойная уважения и прославления. В целом идея ясна, и она хорошо продается; компании извлекают выгоду из нашей неуверенности, ведь она прошита в нашем мозге с раннего возраста: маскулинность мужчины измеряется его мускулистостью. И, желая быть лучшим мужчиной, вы обязаны приобрести «лучшее» тело.
А что такое лучшее тело? Давайте выделим несколько важных аспектов мужской формы.
• Желанный перевернутый треугольник: плечи широкие и мускулистые, а торс сужается к талии.
• Большие накачанные руки. Однако не забывайте и о ногах.
• Мужчина должен быть высоким или, КАК МИНИМУМ, выше своей женщины. Если он невысок, то ему нужно уметь хотя бы буксировать руками грузовик или поднимать в толчке небольшую японскую машину. Ну либо ему следует быть богатым. Деньги побеждают все.
• Подтянутая грудь. У мужчины не должно быть сисек.
• Чем больше, тем лучше, если речь идет о руках и ногах, потому что большие мышцы, по-видимому, еще и признак большого пениса. А большой пенис — основной атрибут большого мужчины.
Есть у этой идеи еще один слой, который я хотел бы затронуть; однако — и это касается всей темы в целом — сейчас я чувствую себя ребенком, пытающимся говорить о квантовой физике. Часть тонких сообщений, которые общество пытается внедрить в мозг мальчиков, пока они растут, содержат посыл: мускулы и сила — это, помимо прочего, средство защиты. Это означает, что на игровой площадке вы можете побить другого мальчика или защититься от хулигана. На футбольном поле — задавить оппонента. А в американском футболе это и вовсе фактор, определяющий, сумеете ли вы вообще играть. Но другая сторона защиты — та, которую я всегда считал вполне здоровой, — состоит в ином: будучи сильным, я смогу защитить не только себя, но и женщину и, возможно, всю свою семью от атак других мужчин.
Ведь это классно, правда: врожденное стремление к укреплению своего тела, которое позволит оберегать любимых, особенно жену? Недавно я имел честь беседовать с доктором Сьюзан Брайсон, известным профессором в области этики и человеческих ценностей из Дартмута, и она раскрыла мне более глубокий смысл этой концепции, настолько привычной, что большинство мужчин считают ее нормальной.
У доктора Брайсон есть особый взгляд на то, что это такое — потребность в мужской защите. Однажды утром она прогуливалась по району, по которому ходила много раз прежде, и за ней увязался ее сосед: он изнасиловал ее, избил булыжником и оставил умирать у ручья. Ее путь к восстановлению был долгим и медленным, и до сего дня ее терзают психологические и физические последствия того нападения. Брайсон издала книгу под названием Aftermath: Violence and the Remaking of Self («Последствия: насилие и преобразование себя»), чтобы помочь другим, научить тех, кто прошел через подобное, восстановиться эмоционально и физически. Выслушав ужасающую историю доктора Брайсон, я не нашел слов. В моей голове пронеслось множество мыслей, но всё, что я мог, — так это извиниться перед ней от имени всех мужчин. Как я упоминал ранее, всю свою жизнь я стремился к принятию собственным гендером, но в тот момент он вызывал у меня отвращение, я ощущал себя преданным. Извиняясь, я не мог побороть бурлящее во мне чувство — я хотел бы быть мужчиной, который оказался бы там и защитил ее. Я представлял, как ловлю злодея на месте и избиваю его до полусмерти. Я воображал себя героем, который мог бы спасти ее от двадцати пяти лет эмоциональных и физических страданий, ночных кошмаров и страха просто быть женщиной в этом мире. Мое тело напряглось, и я заметил, что непроизвольно сжал кулаки, хотя в целом оставался более-менее спокойным и собранным. Я извинился за то, что она как женщина не может даже просто выйти на утреннюю прогулку, не рискуя при этом, — а с этим ощущением живут слишком многие женщины. А позже, в разговоре, когда я сказал доктору Брайсон о желании уметь защищать свою жену от возможных нападений — вроде того, которому она подверглась, — она вздохнула, посмотрела на меня так, будто могла видеть насквозь, и ответила с нажимом: «Я мать — и у меня есть защитный инстинкт по отношению к детям, — однако женщины не должны нуждаться в том, чтобы мужчины защищали их от других мужчин. Это связано с идеей, будто женщина не совсем человек, не вполне ценный или уважаемый член общества, а потенциальная добыча для мужчин, из-за чего другие мужчины вынуждены ее защищать. Я не хочу находиться под защитой. Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Я хочу спокойно ходить по улице, ничего не опасаясь». Если раньше я не знал, что сказать, то теперь я и вовсе был растерян. Ее слова потрясли меня. Как я умудрился дожить до тридцати четырех лет и ни разу не услышать подобного? И тут меня осенило. Мое желание быть большим и сильным, мои инстинкты защитника и гнев в ответ на ее историю — это просто реакция. А вдруг наше желание и потребность быть сильными, чтобы защищать наших женщин, — это реакция на тот факт, что мы не сделали и не делаем достаточно для предотвращения насилия, направленного против них? Что, если наша физическая сила — это просто попытка справиться с большой проблемой при помощи изоленты? Проблемой, которая давно существует в нашей культуре — и касается мужественности в целом. Проблемой, которая привела меня к написанию этой книги. Если мы стараемся стать больше и сильнее, если мы осваиваем навыки самообороны и выживания, если мы покупаем оружие, чтобы оберегать семьи от вторжений, приобретаем для своих женщин и девочек перцовые баллончики, предлагаем проводить их вечером до машины, то вполне вероятно, черт побери, что мы опоздали. Работа по охране любимых женщин должна начинаться с нас самих, а потом — с наших знакомых мужчин. Доктор Брайсон абсолютно права: женщина не должна нуждаться в мужской защите.
ebooksa