Стартап

Лазар толкнул друга коленом и тихо сказал ему на ухо:

— Ты пользуешься определённой популярностью у работниц общепита!

Питер оторвался от еды и поймал взгляд поварихи. Та, засмущавшись, убежала на кухню.

Заканчивая завтрак, Горелик кусочком хлеба вытер остатки яичницы на тарелке, отправил корочку в рот и, увидя удивлённые глаза сотрапезников, сказал, жуя:

— Так делал папин ученик, Володя, когда соглашался пообедать у нас. Отец звал его — «Вольдемар»

— Вы его упрашивали, — удивлённо спросил Лазар, — а он ломался? Он антисемит?

— Нет, что ты! Он был очень скромным и порядочным человеком, понимал, какие времена на дворе. С продуктами, как говорили люди, «был напряг».

— Ты говоришь о нём в прошедшем времени. Он умер?

— Не знаю, скорее, мы для него умерли. Он очень огорчился, узнав о нашем решении уехать в Израиль. Говорил, что это — опрометчивый поступок, и ни к чему хорошему не приведёт. Да, Вольдемар был прав. Отца — нет, родины — нет, жены — нет, мотаюсь по миру, как Вечный Жид.

Всем вокруг стало видно, что у Горелика резко испортилось настроение. Повисла неприятная тишина. Положение спасла «супье», внеся на подносе три дымящихся кружки с кофе.

— Это взбодрит тебя, Питер! — сказал Лазар, осторожно отхлёбывая напиток. — Чудесно сварено! Скажите, Евгений, а к контрабандному кубинскому кофе не прилагается контрабандная кубинская «Гавана»? Я бы сейчас не отказался!

— Увы! — спрашиваемый развёл руками. — Это не предусмотрели. Купим в Минске. Я знаю там одно место…

— Мы поедем в Минск? Зачем?

— Ну, не всё же время работать, надо иногда и отдыхать. Осмотр города, знакомство с достопримечательностями, прочая культурная программа, так сказать…

— Отдохнуть мы завсегда успеем, а пока — некогда. Давайте, уже, приступим! — сказал Питер. — Евгений, когда выезжаем?

— Можно прямо сейчас, если вы готовы.

— Нет-нет-нет, — запротестовал Лазар, — сначала надо переодеться.

— Я подожду у вагона. — сказал куратор.

…Горелик стоял в коридоре у купе и смотрел на АЭС, пока Лазар переодевался в джинсы и джинсовую же рубашку, вздохнул и сказал:

— Нехорошо получилось.