12
— Давайте задержимся в курилке, — почти с мольбой в голосе произнёс Зиновьев, — начальство не одобряет вредные привычки. Вам-то можно беспрепятственно выходить на перекур, а если я пойду с вами — получится, что шпионю и подслушиваю. Да, и здесь, господин Горелик, без лишних ушей можете задавать свои неудобные вопросы.
— «Пётр Борисович», пожалуйста. Во-первых, так меня не звали лет двадцать. Во-вторых, мне очень нравится, когда величают по имени-отчеству. Снова нравится. — сказал Горелик и как- будто выпрямился, расправив плечи.
— А я согласен на «господина Лазара» или просто «Сэма»! — хохотнул Лазар. — Пиотр Борисовитч, давайте свои вопросы.
— Не юродствуй, Сэмми! — ответил Горелик. — Для тебя я навсегда «Питер», «Пит», «Питти», и все остальные имена, которыми ты меня кличешь. Первый вопрос к Вам, Евгений: разве курилка — не идеальное место подслушивания? Вроде бы, баня, курилка и застолье — главные «поляны» для сбора информации? По крайней мере, в Союзе было именно так.
— У меня недостаточно полномочий такое сообщать, — Зиновьев достал сигарету из пачки, — но все, присутствующие на этой территории — в высшей степени доверия. Подозревать и прослушивать людей, допущенных к проекту, нет нужды.
(— Так я вам и поверил! — подумал Горелик. — За тридцать лет вы ни капли не изменились.)
— Ну, допустим, — уже вслух произнёс он, — здесь можно говорить всё. Слушают — не слушают, это меня волнует меньше всего. Я переживаю за судьбу всего проекта!
— Разве есть поводы?
— Конечно! Вы разве не знаете, что творит эта ваша Бульба с усами? Его и так обложили, а он ещё сажает иностранный самолёт из-за двух ренегатов! Из-за него нам перекроют все каналы, и финансовые в том числе. Ты, Сэмми, первый задрожишь! Ваш Батька сбрендил! Что он о себе возомнил?
Лазар со спокойной лёгкой улыбкой слушал тираду, попутно протирая дымчатые очки в извечной золотой оправе, но первым заговорил Зиновьев.
— Всё не совсем так, Пётр Борисович. Самолёт сажали не из-за противников Батьки.
— Тогда зачем?
— Из-за меня. — Сэм нацепил очки. — Я на нём летел.
Горелик выпучил глаза.
— Да, Пит. На нём летел я. У покойника других вариантов незаметно попасть в Минск нет. Греция сняла ограничения по пандемии, и другого маршрута для меня просто не было. Греки — ментально расслабленные, контроль за перелётами внутри ЕС осуществляют опустя рукава…
— Спустя рукава, господин Лазар, — поправил Зиновьев.
— Сорри, да, спустя рукава. В Вильнюсе всё значительно строже — можно было попасться. Поэтому — Минск, вот такой экстремальный способ прибытия. Я спокойно сошёл с трапа, в зале досмотра отдал документы их истинному владельцу, он улетел вместо меня — всё. А что до двух диссидентов…
— Что касается двух отщепенцев, — снова вклинился в разговор Зиновьев, — так это даже и не планировалось: Батьку крупно подставили местные коллеги. До момента посадки про них ничего не было известно, а тут они буквально свалились с неба. Вот, и решили совместить приятное с полезным.
— Без ведома Президента? — Горелик снова округлил глаза.