Микроавтобус с заведённым двигателем стоял в прямо перед входом, двери были открыты. Вышедшие быстро погрузились в машину.
— Может, останемся? — Зиновьев задержал рукой залезающего внутрь Ивана.
— Зачем? — удивлённо спросил гид.
— Как «зачем»? — удивился в ответ Евгений. — а прикрыть?
— Не надо. Они не погонятся, — сказал Иван, — им там сейчас Федя мозги вправляет. Шуруй в машину.
Гид залез последним и захлопнул дверь. Автомобиль с визгом сорвался с места.
— Эй, водила, не дрова везёшь! — Иван плюхнулся на кресло, залез рукой подмышку и щёлкнул предохранителем. Тоже самое сделал и Евгений.
— Однако, — глядя на эти жесты сказал Павловский.
— Да-да-да, Владимир Георгиевич, — ответил гид. — страховка, знаете ли. А давайте посмотрим, что нам Федька приготовил.
Все начали осматриваться и только теперь заметили, что под одним креслом находилась плетёная корзинка с полулежащей, пересыпанной стружкой огромной бутылью самогона. Там же была и бутылка вина, одетая в сеточку из дьюти-фри. Под другими креслами в коробках позвякивали котелки и переложенные картоном стаканы. Бокал для вина тоже присутствовал.
Едущие оживились и стали распаковывать гостинцы: Павловский, на правах старшего, разливал самогон по стаканам, Евгений открыл вино, налил в бокал и протянул его Маше.
Девушка взяла поданное, и только сейчас стало заметно, что её бьёт крупная дрожь.
— Маша, что с Вами? — Горелик с тревогой нагнулся к ней.
Бокал выскользнул из трясущихся рук, стукнулся о колени женщины, вино облило её и Питера. Хрусталь упал на ворсяной пол и, не разбившись, покатился вглубь салона. Маша разрыдалась, уткнувшись в грудь Горелика.
— Извините меня, я такая дура, — плакала девушка, — это всё из-за меня, проклятое бабье любопытство…
— Ну, что Вы, всё будет хорошо. — Питер обнял Машу и гладил её по голове — он явно не знал, как вести себя в подобной ситуации, растерялся и повторял. — Всё будет хорошо.
Все остальные отвернулись, держа в руках полные стаканы, и рассматривали отступающую ночную мглу. Девушка тихонько всхлипывала. Город озарялся, проявляясь, как негатив на фото, рассвет гнал тьму, день побеждал ночь, жизнь побеждала смерть, начинался новый день.
Маша отстранилась от Горелика, достала из сумочки зеркальце и влажными салфетками стала вытирать поплывший макияж. Было видно, что она взяла себя в руки.
— Простите мне эти эмоции, господа. — сказала девушка, пряча зеркальце в сумочку.
— Ну что Вы, Машенька, Вам можно, Вы ведь, всё-таки, дама! — сказал Павловский, выдохнул и потянул самогон из стакана, выпил, крякнул, обтёр рот рукавом и произнёс. — Яка гарна горiлка!