— Пётр Борисович, — Павловский призывно помахал рукой из курилки, — позвольте завладеть Вашим вниманием?
Питер поковылял к зовущему.
— Кто пил с Вашей рожей и помял её всю? — с иронией произнёс учёный.
— Вольдемар, не подкалывай, мне и так херово. — угрюмо ответил Горелик, протягивая руку к пачке сигарет. — Как-будто ты вчера не пил, а выглядишь, как огурчик.
— Вот-вот, именно огурчик. — по-отечески улыбаясь ответил Павловский. — стограммулечку или два-по-пиисят, но не больше, огурчик, рассол из-под него и огненный борщ от кудесницы вагона-ресторана. Она, кстати, справлялась о тебе.
— Володя, прекрати! — Питер скривился. — Мне сейчас не до кудесниц.
— Всё настолько плохо?
— Да, Вовка, я облажался, — сказал Горелик, закуривая, — даже не так: обделался, опарафинился, обоср…
— Давай без негативных дефиниций. — оборвал Павловский. — Она показала на дверь?
— Хуже. — вздохнул Питер. — Она не хочет больше принимать от меня цветы.
— Это уже серьёзно. — Владимир повертел в руках пачку сигарет. — Что собираешься предпринять?
— Не знаю. Хотел посоветоваться с тобой — больше не с кем.
— А как же твой американский друг?
— Сэмми? — вскинул брови Питер. — Нет, с Сэмом нельзя, я и так один раз уже потерял перед ним лицо, второго раза он не простит, у них так не принято. Поэтому спрашиваю у тебя: ты знаешь, что делать?
— Знаю. — твёрдо ответил Павловский.
— И что же?
— Работать, Петька, работать. Запускать установку. — учёный положил руку на плечо собеседника. — Мы, собственно, все здесь за этим: и ты, и я, и даже Маша. Доведи дело до финала! Установка заработает, ты будешь на коне, докажешь всем (и себе), что ты — человек дела, и вот тогда…
Павловский замолчал и начал энергично втаптывать окурок в пепельницу.
— А ведь да, правда твоя, — подумав, ответил Питер, — что-то высоко я решил полетать. И крылышки опалил, как Икар. А ты, мудрый Дедал, не предупредил меня. Впрочем, прости, неправильная аналогия — откуда ты знал, что оно вот так повернётся.
— Бросим эту лирику, — сказал Владимир, — ты пустил дела на самотёк, пора возвращаться на землю. Утром вернулся Жилин, учинил всем нагоняй, сотрудники носятся, как угорелые — любо-дорого посмотреть!