Призрачный огонь,

- “Я абенаки, - тихо сказал Тео.

Он держал свое оружие наготове, казалось, целую вечность. Его чувства были настолько живы, что ему казалось, будто он слышит, как одинокая сосновая игла падает на лесную подстилку. Он чувствовал каждого человека на поляне - было ли его ружье заряжено, был ли его палец на спусковом крючке, билось ли его сердце быстрее, готовясь к нападению. Если бы Бишот хоть раз моргнул, он бы оторвал ему голову.

- “Это абенаки” - наконец сказал Малсум. - “У нас нет никакой ссоры.”

Французский траппер с рычанием отступил назад. По запаху его дыхания Тео догадался, что в его чашке было что-то покрепче кофе.

- “Как тебя зовут? - сказал Бишот. Он говорил на языке абенаков, как на родном.

- Ахома из племени абенаки. Помни это.”

Бишот оскалил зубы. - Когда-нибудь я заставлю тебя сказать мне свое настоящее имя. Ты будешь кричать об этом, умоляя меня убить тебя.”

Тео улыбнулся - “Я прошепчу это тебе на ухо, когда кончик моего ножа войдет в твое сердце.”

- Довольно! - позвал Моисей. - “Вы пришли обменяться с нами оскорблениями или мехами?”

Это сняло напряжение. Французы расселись вокруг костра и достали из своего багажа бутылки бренди. И все же Тео держался на почтительном расстоянии от Бишота, когда они приступили к делу. Шкуры, которые абенаки собрали весной, были представлены, осмотрены и проданы. Невольно Тео почувствовал, что его затягивает внутрь. Навыки, которые он оттачивал у ткачей хлопка и торговцев пряностями из Калькутты, вернулись без особых усилий, когда он блефовал, уговаривал и убеждал французов. Это было труднее, чем в Бенгалии. Французы поделились своей едой и напоили абенаков, которые не привыкли к крепким напиткам, но каждое слово и жест выдавали презрение, которое они испытывали к туземцам.

- Так вот какой я был? - удивился Тео, думая об англичанах в Индии. Трудно было торговаться с человеком, который считал тебя немногим лучше собаки. А товары, которые французы привозили для торговли, были смехотворны. Бусы, которыми так дорожили женщины абенаки, и маленькие зеркальца, которые они могли пришить к своей одежде. Там была ткань, которые начала заменять льняные рубахи, которые носили абенаки.

Осмотрев один из свертков, Тео вскрикнул от удивления. В углу полотнища была выбита метка ткача -закрученная бенгальская буква, похожая на слоновий бивень. Он узнал ее. Она принадлежала ткачу из Касим-базара, сутулому старику с тринадцатью детьми и усами, доходившими ему почти до подбородка. Если Тео закроет глаза, он сможет увидеть дом и два тамариндовых дерева снаружи. Возможно, он сам купил этот самый тюк ткани во время одной из своих поездок с Диганом, и он проехал по торговым артериям мира, чтобы прибыть в это отдаленное место.

Неужели ему некуда бежать от своего прошлого?

•••

Большинство шкурок было продано за бренди. Тео пытался отговорить абенаков, но даже Моисей не слушал его. Они не могли устоять перед соблазном духов. Когда торг закончился, они напились до бесчувствия. Тео, чувствуя присутствие Бишота, не решался пить. Он провел ужасную ночь, сжимая в руках свой томагавк, размышляя обо всех животных, которые умерли, чтобы индейцы могли провести одну ночь в полном растворении.

На следующее утро они вместе отправились вниз по реке. Абенаки путешествовали в своих лодках из коры, нянча больные головы и больные желудки. Французы следовали за ними в своих лодках с широким дном из белой сосны с острыми приподнятыми концами Они были хороши для перевозки мехов, которые они приобрели, но громоздки и неудобны для перевозки по порогам. Через четыре дня, когда они добрались до деревни, мужчины были в синяках и дурном настроении.

Племя спустилось к реке, чтобы поприветствовать их. Тео выпрыгнул из каноэ и зашлепал по воде, приветствуя Мгесо.

- “Ты выросла, - воскликнул он. Ее живот выпирал так далеко, что он едва мог обхватить ее руками. Он подарил ей долгий, глубокий поцелуй. - “Я скучал по тебе. - Ты хорошо себя чувствуешь?”

- “Все идет хорошо. - Она положила его руку себе на живот, как делала это много лун назад. Тогда он был плоским, и лишь едва заметная припухлость выдавала растущую внутри жизнь. Теперь выпуклая кожа распухла, как спелая ягода.

Дрожь пробежала по его руке. Тео вытаращил глаза. - “Был ли это ... ребенок?”