Ренн взяла его за руку. Он стиснул ее пальцы.
– Я внутри черной сети, – сдавленно ответил Торак. – Обгоревшие черные корни и ветки… жуткий треск. Очень много боли. Лес исчез, все умерло…
– Может, не все. Та еловая веточка…
– Оглянись вокруг, Ренн!
– А как же Лес на востоке? Ты как-то видел его с Гор. Может, с ним ничего страшного не случилось? Надежда еще остается!
Торак тяжело вздохнул.
– Знаю, но я ее не чувствую. Иногда я вообще ничего не чувствую, в такие мгновения вокруг меня сжимается эта черная сеть. А иногда я все чувствую так остро, как будто с меня содрали кожу и любая мелочь причиняет боль… Когда Волк хочет со мной поиграть, то, как ты на меня смотришь… – Торак потрогал ребра. – И постоянно – горе… – Он осекся. – Я все время его чувствую. И не могу вырваться.
– И этот медведь, – сказала потрясенная Ренн, – ты решил забрать его добычу, чтобы вырваться из черной сети?
Торак кивнул:
– Опасность – единственное, что мне помогает. И еще боль.
Он с силой ударил костяшками пальцев по камню.
– Не надо.
– Почему? Я заслуживаю наказания за то, что подверг твою жизнь опасности.
– Нет! – Ренн взяла Торака за руку. – И ты все время носил это в себе.
– Не хотел тебя беспокоить.
– Думаешь, мне было все равно, когда ты вдруг начал превращаться в чужака?
– Прости.
– Ладно, теперь, когда ты рассказал, это уже не важно.
Огонь зашипел и начал плеваться. Ренн уложила ляжку оленя на угли и сказала, что в мешочке со снадобьями есть еловая кора и свисающий с веток деревьев мох и она может сделать примочку для его ободранной щеки.
Ее волосы отливали красным и желтым, словно осенние листья. Торак знал, как это – погружать в них пальцы или прижиматься лицом к ее шее и вдыхать теплый можжевеловый запах. Теперь, когда он обо всем рассказал, стало намного легче. Он даже не представлял, какой тяжелой ношей была тайна о черной сети.