Дочь змеи

Торак съел пригоршню горького мокричника и сморщенный гриб. К горлу подкатила тошнота, его вырвало, и Волк слизал блевотину с камня.

Сову он не видел, но чувствовал, что она за ним наблюдает.

– Прошу, верни мне удачу охотника! – взмолился Торак. – Что мне сделать, чтобы все исправить?

Он предложил как пожертвование «кровь земли» и клок своих волос. Не подействовало. Стрелы не попадали в цель, силки и рыболовные крючки оставались пустыми. Он опустился до того, что, приметив на пустошах небольшие холмики, разорил норки полевок, где те хранили съестные припасы на зиму. Но пучок кореньев заячьей травы не спасет от голодной смерти. Торак понимал: еще немного, и у него не останется сил, чтобы охотиться.

Он устал от необходимости постоянно озираться, чтобы не прозевать появление белых медведей. А Волк не всегда мог его предупредить об опасности, потому что часто вонь от горячих источников перебивала любые запахи. Ту огромную медведицу он больше не видел, но вздрагивал, заметив вдалеке грязную льдину или пену на воде. И каждый раз, выходя на берег, он видел цепочку пугающих следов и ощущал незримое присутствие большой белой совы.

Торак с трудом снова отплыл от берега, и остров мгновенно проглотил туман. Что бы там ни придумала Ренн, чтобы сбить Волка со следа, у нее это получилось. Но зато теперь Торак начал замечать на выступающих из воды камнях оставленные Наигинном метки. Это были коряги, указывающие направление. Торак понял, что это Наигинн, по оставленным на коряге трем наклонным зарубкам, которые были очень похожи на бивень нарвала.

Увидев такую корягу в первый раз, он заподозрил, что это какая-то уловка, но потом нашел следы стоянки и понял, что Наигинн не пытался его обмануть. «Что бы ни случилось, я всегда помогу, сделаю все, что в моих силах», – пообещал ему Наигинн и теперь держал слово. От этого Тораку стало только тяжелее, раньше ненависть к Наигинну отвлекала его от мыслей о Ренн.

Туман рассеялся, и снова показался берег. Торак услышал какой-то плеск.

Это был морской орел, он тонул и бил по волнам потяжелевшими от воды крыльями. Это происходило довольно далеко от берега, а Торак настолько ослаб, что сначала не хотел тратить последние силы на спасение орла. Но оставлять зверя или птицу умирать неестественным способом – к беде, и Торак передумал.

Орел был молодым, он запутался в водорослях, и ему не нравилось, что к нему подплыл человек. Он злился, пронзительно кричал, пытался клевать спасителя и норовил ударить его когтистой лапой. Торак накинул на орла кусок оленьей шкуры, на которой сидел, и затащил лодку. Когда он наконец перерезал спутанные водоросли, орел отпрыгнул к носу, нахохлился и стал злобно поглядывать на Торака.

Орлы – птицы гордые, но не очень умные. У этого не хватило ума подождать, пока обсохнут крылья, он попытался взлететь и снова упал в воду.

Торак, тяжело вздохнув, выловил его и затащил обратно.

Орел злобно зашипел и прыгнул за борт.

Торак снова вытащил его из воды.

– Еще раз выпрыгнешь, я спасать не стану.

Орел к этому времени совершенно обессилил, поэтому просто сидел на носу лодки и тихо шипел.

Волк протиснулся мимо Торака и принюхался. Орел пронзительно заверещал. Волк решил, что рисковать потерять глаз, ради того чтобы вырвать из этой птицы клок перьев, глупо, и отошел за спину Торака. А Торак греб к берегу, чтобы высадить злую и неблагодарную птицу.

Как только он выплыл на отмель, морской орел спрыгнул на гальку, взмахнул огромными крыльями и неуклюже поднялся в воздух.

– И не вздумай возвращаться, – пробурчал ему вслед Торак.

Уже плохо соображая от голода, он снова пошел на пустоши. Над ручьем набрел на место, которым, несомненно, пользовалась белая сова: кочка из красной травы вся в помете и усыпана перьями и косточками.