– Может, опять девчонка пытается войти, – сказала за дверью мать. – Если так, поймай её.
– Ладно, поймаю.
Вроде отцовский голос. Но нет, непохоже. Холодный и плоский, как керамическая плитка.
Лили, кряхтя, нырнула сквозь дверцу, оцарапав себе живот, и приземлилась на сырой гравий снаружи. Она отошла в сторону и спряталась в темноте за бочкой для дождевой воды.
Мышонок остался в доме. Внутри. И это беспокоило Лили. Хотя познакомились они совсем недавно, ей не хотелось, чтобы с ним что-то случилось.
Она ждала, что вот-вот в кладовке загорится свет, что окно над головой станет ярко-оранжевым прямоугольником во тьме, однако ничего такого не случилось. Только слышала, как двойник отца вошёл в комнату, звук открывающейся двери и его шаги по керамической плитке, но, похоже, света ему не требовалось. Он и так всё видел.
– Беги, Мышонок, беги, – сказал стоявший на карнизе Ворон, наблюдая за тем, что происходит внутри.
Лили прижалась к стене.
– Ой, только не это! – воскликнул Ворон, переминаясь с ноги на ногу.
Шаркающий звук.
– Нет, нет, только не веник, – взмолился Ворон.
Внутри кто-то пронзительно взвизгнул, должно быть, от страха.
– Беги в другую сторону, – велел Ворон Мышонку.
Можно подумать, что тот слышит. Это было похоже на то, как папа Лили разговаривает с футболистами во время матча, транслируемого по телевизору.
Нет, она этого не вынесет. Лили расслабилась, разогнула колени и подняла голову, стараясь заглянуть в нижнюю часть окна. Она увидела отца или двойника, похожего на отца, танцующей походкой двигающегося по кладовке. Он крутил обеими руками веник на длинной ручке и яростно подметал пол, а там – маленького суетливого Мышонка, пытающегося увернуться от щетины.
Но этот папа был проворнее, быстрее, чем её настоящий, который время от времени по воскресеньям ездил на велосипеде в булочную за круассанами и называл это зарядкой. Веник метался и мотался, гоняя Мышонка по полу, как заколдованная метла из сказки. Чёрные глаза призрачного отца тускло мерцали, будто гранёные, а не круглые. Тут Лили поняла: это угольки. Глаза снеговика.
От страха больно щемило в груди, будто Лили глотнула отравленного воздуха.
Над ухом тревожно хлопал крыльями Ворон.
– Милая, – сказал отец через плечо.
Её настоящий папа никогда в жизни не называл маму «милая». Лили припрятала эти сведения в тайный кармашек. «Эти» притворялись её родителями, хотя многого не знали. Надо запомнить.