— А смелые все-таки партизаны. Среди бела дня фрицам бой устроили!
Друзья весело переглянулись.
— Знали бы они, что там за партизаны были, — тихонько прошептал Толька и хихикнул.
— Ох, и всыпали бы нам — дальше некуда!.. Ну ладно, пока. Я завтра приду на речку. Ты тоже с утра приходи, да голубей своих пару принеси. Я их возьму к себе на всякий случай, может что сообщить надо будет.
— Обязательно принесу, — пообещал Толька.
У ворот Тольку встретила бабка Алена.
— Ты где болтаешься, паршивец этакий!.. — набросилась она на него. — Не слышишь, что ли, что немцы с партизанами уже два часа воюют, с пушек бьют, аж лес трясется. Убьет еще тебя, сопливый, или калекой навек останешься! — И бабка в сердцах дала Тольке увесистый подзатыльник и погнала в избу. Но что значил этот подзатыльник в сравнении с той сумятицей, которая поднялась у фашистов!
Забираясь на печку, Толька, очень довольный, подумал: «Вот так наделали переполоху! Все фрицы от страха трясутся… А бабка кричит — из пушек бьют. Вот глупая! Не может различить, где пушка, а где граната…»
Тольке казалось, что после всех треволнений сегодняшнего дня он и вовсе не сможет заснуть. Но усталость взяла свое, и, пригревшись на печке, он вскоре сладко захрапел, продолжая и во сне довольно улыбаться.
А Митька, расставшись с другом, бросился бегом через огороды. Пробежав метров триста по большаку, он оглянулся и юркнул в густой кустарник. А
когда убедился, что никто его не видит, широкими шагами напрямик направился домой, к землянке.
Было жарко, Митька спустился в глубокий овраг, по дну которого бежал холодный ручей, лег животом на землю, меж камней, и, прильнув губами к воде, пил долго и жадно. Потом встал, отряхнулся и вскарабкался на крутой склон оврага. Оттуда он увидел вьющийся над землянкой дымок. Озорно засвистев, Митька помчался, как ветер. Вот уже слышен знакомый скрип качелей. Уступив просьбам внука, Егор Николаевич и возле землянки соорудил качели, доставлявшие немало удовольствия не только Митьке, но и Федьке.
Вот и сейчас, в ожидании хозяина, Федька тихонько раскачивался на доске. Завидев Митьку, он кубарем скатился на землю и побежал навстречу. Егор Николаевич сидел у костра и помешивал в котле большой деревянной ложкой.
— Все сделал, дедушка! — закричал Митька. — Отдал прямо в руки Дроздову. Ох, и обрадовался он!.. Велел тебе кланяться.
— Молодец, Митюха!
… В подвешенном над костром котле варилась видно очень вкусная похлебка, аппетитный запах которой приятно щекотал нос. Федька сидел между корнями толстой ели, развалившись, как в кресле, и облизывался, поглядывая на котел. Шанго прилег рядом с Митькой и то и дело щелкал зубами — ловил надоедавших ему комаров. Егор Николаевич улегся на сухом мху. Попыхивая своей неизменной трубкой, он спросил у внука:
— Так, говоришь, какие-то партизаны с немцами у Цыганской долины бой устроили?..
Как-то стыдно было врать деду. Митьке очень хотелось признаться, что никаких партизан не было и что весь этот переполох устроили они с Толькой. Но, вспомнив о том, что он и его друг дали честное пионерское слово молчать, Митька удержался и, потупив глаза, неуверенно ответил:
— Так в Сорокине говорили. Я слышал..
Дед что-то проворчал, потом вынул трубку изо рта, сплюнул и проговорил:
ebooksa