Это были мысли о брате и всей его семье. Из-за них Леон чувствовал себя несвободным. Вечный контроль, вечные упреки, жизнь, сделанная по инструкции… Нет, он, конечно, тоже не беззащитная жертва. Он позволил другим сделать выбор за себя, потому что ему было все равно, что с ним произойдет дальше. Но сейчас ему нужно было исправить это и вернуть свободу, даже если его не сразу поймут и примут новым.
Это были мысли об Анне – осторожные, запутанные мысли. Леон пока не знал, что может себе позволить, но не хотел отступать. Когда у него будет свобода, станет проще…
А пока он просто ждал, позволяя телу восстановиться. В день, когда он наконец смог дышать без этого чертового намордника, к нему явился Дима. Леон не верил в чудесные совпадения, он не сомневался, что брат просто поддерживает контакт с местным персоналом, пользуясь известной солидарностью всех врачей.
– Ну что, очухался? – усмехнулся Дима. – Из всех глупостей, которые ты делал за свою жизнь, эта, пожалуй, займет почетное первое место.
– Эту я пережил, значит, у меня есть шанс побить свой собственный рекорд.
Дима приходил к нему каждый день, но надолго не оставался: ему казалось, что если брат все еще в маске и под действием обезболивающих, то и говорить с ним не о чем. Иногда заглядывали коллеги или Лидия, но и они воспринимали его чуть ли не как овощ. Одна лишь Анна, пожалуй, понимала, что ему тоскливо, однако ее он не звал. Мог бы – хватило бы и сообщения.
Он пока не был к этому готов. Он не пытался ее наказать и не устраивал спектакля. Нет, просто один раз она сумела застать его врасплох, и он хотел, чтобы впредь, как и раньше, он был рядом с ней сильным и неуязвимым.
Сложно казаться неуязвимым, когда ты и дышать-то без помощи машин не можешь, поэтому Леон ждал.
Он уже знал, что позвонит ей сразу после того, как уйдет Дима. Это не будет разговор по душам и не будет громких признаний. Нет, это будет просто легкая беседа ни о чем – потому что беседа станет лишь сопутствующим обстоятельством. Леону просто хотелось видеть ее. Он не жалел о том, что сказал и сделал там, в доме Лирина. Он был уверен, что умрет, а потому был честен и с ней и с собой, так о чем тут жалеть?
– Вернуться в полицию не хочешь? – поинтересовался Дима, прерывая его размышления.
– Что?..
– Снова стать следователем. Это можно устроить: все прекрасно знают, какую роль ты сыграл в этом расследовании, только о тебе и говорят.
– Я был там не один.
– Да, но Анну они не знают, а тебя – знают.
Анна его раздражала, Дима и не скрывал этого. Понятно почему: в его точном мире, где все четко отмеряно, трижды согласовано и одобрено, она стала непредсказуемой помехой.
– Меня чуть не выпотрошили, как рыбу, а тебе снова хочется вернуть меня к расследованиям? – усмехнулся Леон.
– Я смею надеяться, что этот опыт тебя чему-то научил. Но ты на другое посмотри – ты справился с тем, с чем без тебя не справился бы никто!
– Мы справились, прекрати вычеркивать из этого Анну.
– Ей в полиции все равно не место, – отмахнулся Дима. – А вот тебе место! Если ты вернешься, ты сможешь привлекать ее как консультанта, раз уж она тебе так важна.
– Консультанта по каким вопросам? По ограбленным старушкам? Или по бытовому мордобою? Я не хочу просто возвращаться в полицию ради того, чтобы быть там. Мы с тобой оба знаем, что такое рутина. Но вот если снова появится сложное дело, такое, как это… Можешь обратиться ко мне, хотя я заочно ничего не обещаю.