Не чужие

— Тебе страшно? Мы ничего друг другу не обещали, а наше общение ты уже оградила огромной стеной.

Кирилл обнимает меня со спины, обвивая своими руками мою талию. Сделав шумный вдох, переплетаю наши пальцы рук, в то время, как он продолжает говорить:

— На ринге нет места страху, тут скрытые эмоции и отточенная техника. Здесь энергетика не располагает к сокрушительному мозгоедству, здесь царит собранность. Представь, что наши отношения «ринг», тут даже есть ограждение, в виде твоих придуманных «стен». Весь мир остаётся за канатами. А мы здесь. И я до сих пор чувствую твой страх, — его руки теперь ласкают мои бедра, поддевая край водолазки своими пальцами, он проникает под одежду, чтобы жалить мою оголенную кожу своими прикосновениями.

— Наши отношения осудят, но я устала сопротивляться тому, что чувствую, — его ладонь накрывает мое полушарие груди, слегка сдавливая. — А — ах…

— Мы здесь одни. Просто чувствуй… представь, что ринг — это безопасный островок, где есть я.

Теперь две его ладони сминают мою грудь через бюстгальтер, следом отодвигая его вниз, сжимая пальцами ноющие горошинки сосков. Наклоняю голову, чтобы открыть доступ к шеи, чтобы целовал, чтобы был тем миром, который мне описал.

— Почему я, Кирилл? — закрыв глаза, представляю, какой у нас будет первый раз.

— Чувствуй, Ева, потому что другого шанса не будет. Я хочу показать тебе грани дозволенности, до которых ты сама никогда не дойдешь. Ты всегда останавливаешься на полпути, боясь ошибиться. Покажи мне себя. Отпусти себя, — шепчет мне в губы, когда я к нему разворачиваюсь, горя в своем желании слиться с ним воедино.

— Я постараюсь… — кладу ладони на его грудь, ощущая собственный трепет тела перед этим мальчишкой.

— Ева, я не хочу тебя силком тащить обратно к себе домой. И не хочу на утро увидеть заплаканное лицо, потому что ты будешь сожалеть. Мне нужна чувственная девушка, ту, которую сейчас держу в своих объятьях.

— Я не буду сожалеть…

Картинки происходящего сменяются друг за другом, они становятся ярче и многограннее. На серые будни снова «наложили фильтр». На темном холсте моего восприятия играет солнечная палитра оттенков. Внизу живота порхают бабочки, а губы вновь истерзаны желанными поцелуями.

Захлопнув за нами дверь, Кирилл сбрасывает свою куртку и притягивает меня к себе.

— Кирилл…

Этот отрывистый шепот вырвался у меня непроизвольно и был, скорее похож на тихую мольбу, чем на протест.

Он поднял голову. Растерянность и страсть были в его золотистых глазах, пытливо вглядывавшихся в мое вспыхнувшее лицо.

— Ты хочешь, чтобы я прекратил? — хрипло выдохнул он.

Я с силой затрясла головой. Нет же, нет. Только не сейчас. Иначе я точно перейду за грань своей вменяемости. В темных глубинах его огромных зрачков сверкнуло удовлетворение.

Скинув с меня куртку и стянув водолазку, Кирилл уткнулся в ложбинку между грудями и стал исследовать ее губами и кончиком языка. Его теплое дыхание, скользнувшее по коже, поднимало во мне жгучие волны возбуждения.

Дальше на пол полетела его футболка и мой бюстгальтер, мы интуитивно действовали на синхронность от избавления одежды.