— Откуда у тебя американское гражданство?
— Моя мать была американкой.
Клэр слегка откидывается на спинку стула, ее темные глаза скользят по моей неуклюжей фигуре.
— Какой она была? — спрашивает она.
Я уверен, ей интересно, что за женщина воспитала такого сына, как я. Она могла бы представить наркоманку, проститутку, стриптизершу…
Импульс исправить это предположение непреодолим.
— Она была шеф-кондитером, — говорю я. — Работала в ресторане, отмеченном звездой Мишлен. Ее выпечка была настоящим искусством. Она была образованной и вежливой. Прекрасно вписалась бы в твою вечеринку по случаю дня рождения, — я слегка улыбаюсь. — В отличие от меня.
Вижу любопытство на лице Клэр. Ей интересно, как такая женщина стала невестой одного из самых известных боссов Братвы в Пустоши.
Но это тема, которую я не хочу обсуждать.
Поэтому я грубо спрашиваю:
— А что насчет твоей матери?
Я уже сделал вывод, что у Клэр Найтингейл непростые отношения с родителями. Конечно же, она застыла как вкопанная, пытаясь ответить как можно более вежливо.
— Я полагаю, ее можно назвать светской львицей. Она входит в советы директоров нескольких благотворительных организаций. К тому же отличная теннисистка.
Бедняжка Клэр. У нее на лице написаны проблемы с мамой — возможно, и с папой тоже.
Время надавить на больное.
— В доме Найтингейл, должно быть, высокие запросы, — говорю я. — Маленькие богатые девочки не становятся врачами, если не пытаются произвести на кого-то впечатление. И все же это последнее место, где родители хотели бы видеть свою дочь. Возможно ли подчиняться и бунтовать одновременно?
Я наклоняюсь вперед на столе, цепи сдвигаются с шипящим звуком. Я сцепляю пальцы под подбородком, пристально наблюдая за Клэр.
— Чем занимается папа?
— Он банкир, — говорит Клэр бледными губами.
Она лжет.