Наследник братвы,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Трудно спать в наручниках. Я могу снять их, но если ты попытаешься сделать что-нибудь хотя бы отдаленно глупое, я свяжу тебя и отшлепаю. Понятно?

Волна страха пронзает меня. У меня нет ни малейшего сомнения, что он так и сделал бы.

Я киваю.

— За этой дверью находятся трое вооруженных людей. Они все подчиняются моему приказу. Я заплатил хорошие деньги за хороший ночной сон, и ждал чертовски долго, чтобы рисковать этим.

Я снова киваю.

— Сначала поешь.

Я открываю рот и позволяю ему покормить меня. Сочные сыры, маленькие кусочки изысканных бутербродов и оливки, а затем вода, которую он милостиво подносит к моему рту. Я отворачиваюсь от его руки, когда напиваюсь, и он не настаивает.

Когда заканчиваю есть, он расстегивает наручники, и мои запястья освобождаются.

— Мне нужно в ванную.

— Я пойду с тобой.

Я корчу гримасу, но он только посмеивается.

— У тебя может быть определенная степень уединения, маленькая птичка, но не думай, что я тебе доверяю.

Я заставляю себя встать и разминаю ноющие конечности. Отдала бы половину своего наследства за массаж.

Я в ярости после всего, что произошло, поэтому бросаю через плечо:

— Ты сбежал из тюрьмы, засунул меня в какой-то отсек для побега, отвез меня на отвратительную скотобойню, затем допрашивал меня, и это ты мне не доверяешь?

Ахаю, когда его ладонь так сильно ударяет меня по заднице, что я чуть не спотыкаюсь. Я таращусь на него, разинув рот, но он стоит позади меня, явно готовый нанести еще одну затрещину, если я заговорю в ответ.

— Следи за своим тоном, птичка. Будешь делать то, что тебе говорят.

Мои щеки пылают. Я иду в ванную как на иголках, боясь того, что он сделает со мной дальше, но он только следует за мной и ждет за дверью. Я смотрю на себя в зеркало. Волосы растрепаны, макияж давно поблек. У меня круги под глазами и маленькие красные отметины на плечах и груди, вероятно, от того, что меня заковали в цепи и таскали повсюду, как тряпичную куклу.

Я выгляжу дикой и напуганной. Мне это не нравится. Выпрямляюсь, брызгаю водой на лицо и провожу пальцами по волосам.

Мои родители, должно быть, в бешенстве. Не могу себе представить, через что они проходят. Но если папа сделал то, что сказал Константин… возможно, он боится по совершенно другой причине.