Его глаза закрываются, когда он откусывает. Он жует, глотает, затем вытирает рот салфеткой. Я немного удивлена его хорошими манерами.
— Вкусно.
Там бутерброды, мясо-овощная закуска, горка оливок, виноград и ягоды. Похоже, это место, в грязном подбрюшье Пустоши, служит только для того, чтобы сбивать людей с толку. Или, может быть, во всем виноват Константин.
— Шикарная еда для такого парня, как ты.
Я почти теряю сознание от голода, живот гложет меня.
Уголок его губ приподнимается.
— Что ты на самом деле знаешь обо мне, Клэр? Я ценитель изысканных вин и сыров.
— Возможно. И ты говорил, что твоя мать была кондитером. Похоже, ее изысканная выпечка была не единственным деликатесом, к которому у тебя появился вкус.
Он наклоняется и убирает прядь волос с моего лба. Нежное прикосновение нервирует, это так на него не похоже, но я помню, как он защищал меня перед другими. Похоже, Константин — сложный человек.
— У меня есть вкус ко многим прекрасным вещам, — говорит он низким, скрипучим голосом. Он проводит подушечкой большого пальца по моей скуле. Он теплый и мозолистый, но прикосновение такое интимное, что дрожь страха пробегает по спине. Удерживая мой пристальный взгляд, он проводит большим пальцем по краю моих губ.
Я хочу поцеловать его. Не знаю, почему.
Он обхватывает мое лицо ладонями, но его глаза ничего не выражают.
— Зачем моему отцу подставлять тебя?
Я лежу здесь в постели, голая, в его власти, и не буду болтать о сыре и оливках.
Он садится прямее, мгновенно напоминая о дисбалансе сил.
— Значит, ты мне веришь?
— Не думаю, что ты лжешь.
— Ты не думаешь, что я лгу, но не можешь сказать, что веришь мне?
— Почему я должна верить человеку, который сбежал из тюрьмы и похитил меня, а не человеку, который меня вырастил?
Мне нужно больше доказательств. Еще хоть одно.