Наследник братвы,

Отчасти это верно. Но у меня много других планов на Клэр, прежде чем я верну ее семье…

Мой отец, кажется, догадывается о чем-то подобном, потому что прищуривает свои бледно-голубые глаза, глядя на меня, его верхняя губа кривится в презрительной усмешке.

— Похищение было… импульсивным, — говорит он. — Это привлекло слишком много внимания со стороны копов.

— Они бы все равно искали меня, — говорю я. — Валенсия бросил бы меня в эту гребаную дыру только для того, чтобы позволить снова сбежать.

— Он разбил восемь наших игровых автоматов, — говорит отец. — Надо послать ее мизинец, напомнить ему следить за своими гребаными манерами.

Клэр прислоняется ко мне так близко, что я чувствую, как ее мягкие груди прижимаются к тыльной стороне моей руки, и даже чувствую трепет ее сердца, когда она смотрит на моего отца широко раскрытыми от ужаса глазами.

Мой собственный желудок совершает долгий, неприятный переворот при мысли о том, что я прижимаю запястье Клэр к столу, а один из людей моего отца замахивается тесаком на ее руку.

У Клэр красивые руки — кремового цвета, с полупрозрачными ногтями и длинными элегантными пальцами.

Никто, блять, ни за что их не тронет. И любую другую часть ее тела.

Она моя, я могу делать с ней все, что захочу.

Моя и ничья больше.

— У меня есть для нее лучшее применение, — коротко говорю я.

Отец молчит, выражение его лица осуждающее.

— Сегодня вечером в Яме будет бой, — говорит он. — Там будет Илья.

Илья — своего рода брокер. На самом деле, он сыграл важную роль в заключении союза между нами и кланом Магуайров.

Как ни странно, до него было чертовски трудно дозвониться с тех пор, как меня бросили в тюрьму.

Он может уклоняться от моих телефонных звонков, но не от моей руки на его горле.

— Отлично, — киваю я. — Я тоже.

С этими словами я сжимаю запястье Клэр и вытаскиваю ее из офиса.

Я чувствую ее облегчение, когда мы покидаем суровое присутствие моего отца и гнетущий мрак дома, заваленного произведениями искусства, коврами, скульптурами и мебелью. Гангстеры всегда переусердствуют с украшениями. Стремление превратить незаконное богатство в показные вещи слишком сильно. Вазы и картины — это атрибуты законной жизни, вернуть которые труднее, чем кучу наличных.