Но под нами офисы.
Тогда кто? Кто это может быть в девять часов вечера. И почему, имея в душе девушку, Корзун не выпроводил ее, а пустил?
Глава 17. Владимир
Кулаки чешутся вмазать тому, кто прервал нас на таком моменте.
На таком, черт возьми, моменте.
Я даже в полотенце удосужился завернуться еле-еле. Открыл, не глядя в глазок, рывком. Очень злой. И обомлел. На пороге стояла ревущая Ангелина.
И плакала-то ведь почти по-настоящему.
– Что с Тимуром? – это первая мысль. – Ангелина! Хватит сырость разводить, что с Тимуром.
– А тебя только он и волнует! А я?! Ты даже представить себе не можешь, что и со мной могло что-то случиться? Все с ним нормально!
Я выдохнул, но оставался вопрос, какого хера она здесь забыла.
Она обиженно надула губы и, даже не смотря на меня, зашла внутрь. Блять. Она хотела пройти в мою спальню, но я взял ее за плечи и направил в кабинет.
– Ангелина, давай ты завтра позвонишь и расскажешь о своих бедах.
– Лучше предложи мне виски и ласки! Почему ты все время меня гонишь!
Я довольно резко открываю бар и наливаю неразбавленный виски. Только несу ей, и она морщится.
– А лед?
Ну конечно. И два кубика льда. Она вот такой всегда была. Вечно ноющей, что меня нет рядом, вечно ноющей, что ей все не так. Время ее беременности было самым для меня страшным. Истерики она устраивала по поводу и без. По-моему, именно в то время я работать начал сверхурочно, только бы не видеть ее опухшие от очередных слез глаза. И плакала она некрасиво, раздражая своими беспричинными упреками.
– С-спасибо, – принимает она стакан, сразу выпивая половину.
– Ну?
– Ну, да ну. Мне тяжело! Я одна. Тимур последнее время не управляемый. Демидов меня бросил, и мне покрасили волосы не в тот цвет. Видишь?
Я хмурюсь, не замечая на ее волосах ничего. Темные и темные.