Когда их автомобиль остановился напротив самой обычной с виду автомастерской, каких по огромной Москве раскиданы несметные тысячи, Серб, пребывая в тревожном нетерпении, сам открыл себе дверь и выскочил из салона.
Это была его центральная точка в которой хранилось самое большое количество разнообразного товара. Отсюда наркота разъезжалась по столице, по пригороду, а иногда даже и по стране. Именно тут они прятали многокилограммовые грузы в покрышки, подвешивали в бензобаки, ныкали под приборные панели и еще кучу других мест, чтобы отвезти очередную партию на места сбыта. И если здесь вдруг возникли какие-то серьезные проблемы, то это грозило обернуться колоссальными убытками, а то и, не дай бог, срывом поставок.
Пинком распахнув железную дверь и пройдя быстрым шагом через пропахший бензином и маслами зал, Петр целенаправленно проследовал в кубрик, где обычно и сидел заведующий мастерской со своими помощниками.
Странно, но Серб не встретил еще ни одной живой души, пока проделывал свой путь. Они тут что, охренели совсем?! А если какой посторонний забредет и будет тут шариться? Ну-у-у, с-с-волочи, совсем булки расслабили, сейчас он их быстро приведет в чувство!
Вуянович уже набрал в легкие воздуха, собираясь с порога покрыть матом этих ленивых филонщиков, с которыми он связался не иначе как по большому недоразумению. Но когда он на крейсерской скорости влетел в комнату отдыха, то слова застряли у него в горле.
— Здравствуй, Серб, а я уже тебя заждался.
Внезапно Петру стало так хреново, что аж подкосились ноги. Он готов был упасть на пол, но чья-то здоровенная лапа играючи подхватила его за воротник и удержала на ногах.
Нет-нет-нет… этого не может быть! Как? КАК?! Секирин просто не мог здесь оказаться… это сон, просто обычный кошмар, этого нет на самом деле… потому что это просто невозможно!
Но как бы Вуянович не пытался себя убеждать, как бы не старался проснуться, картина перед его глазами упорно не желала исчезать. Проклятый медиум был здесь! И он был не один, а в компании волчьего вида мужиков, в которой Секирин явно был главным.
Петр был настолько перепуган, что даже не обратил особого внимания на то, что действовали они все в гнетущем молчании, не проронив ни единого слова. Вот пара мордоворотов провела мимо Вуяновича его водителя со скрученными за спиной руками. Вот его подвели к Секирину, и в воздухе вдруг на долю секунды пахнуло всепоглощающим ужасом, от которого у Серба чуть не остановилось сердце, и чеченец просто обмяк в чужой хватке.
Петр каким-то шестым чувством осознал, что тот просто-напросто умер. Секирин убил его каким-то непостижимым образом, причем, судя по всему, даже не вспомнил, что когда-то с ним встречался. Господи… господи! Что здесь вообще происходит?!
Серб принялся истово взывать к богу, клянясь всем, что у него только есть, что встанет на праведный путь, если только выберется из этой передряги живым. Пожертвует все свои деньги, уйдет в монастырь, да сделает что угодно, лишь бы не погибнуть вот так буднично и противоестественно, как только что умер Аббас!
Секирин в это время блаженно зажмурился, будто испытал какое-то до невозможности приятное чувство и шумно втянул носом воздух, став похожим на хищника, который почуял запах крови.
Вдруг, непонятно даже откуда, он выудил жестяную банку газировки, ловко открыл ее одной рукой, и осушил одним махом, даже не поморщившись. Потом он распахнул свои ужасные глаза, из которых, казалось, смотрела сама смерть, и уставился своим полубезумным взглядом на Петра.
— Где Хан держит Алину?!
От звука этого голоса Серб чуть не обоссался, сумев удержать свой мочевой пузырь от опорожнения лишь каким-то чудом.
— К… к-кого? — Вуяновичу показалось, что он едва шептал слова, но Секирин все равно его расслышал.
— Девушку, которая была со мной в ресторане.
— Я н… н… н-не зн… знаю…
Медиум склонил голову набок, внимательно рассматривая Вуяновича, и тот чувствовал себя под этим взглядом как муха под увеличительным стеклом — еще чуть-чуть, и его просто испепелит.