Лисы и Волки

22
18
20
22
24
26
28
30

– Во имя собственного тщеславия и падения злейшего врага принимаю.

Земля содрогнулась, в ее глубинах что-то треснуло. Аид зарычал и резко затащил меня себе на спину, сомкнув смертоносные клыки на капюшоне толстовки, подскочил и, зацепившись когтями за кору ближайшего дуба, забрался на самую высокую и прочную ветвь. Меня затошнило от высоты; стоило бы уткнуться лицом в его шерсть, но я не в силах была оторвать взгляд от происходящего внизу, на поляне, с которой он так молниеносно сбежал. Спрашивать почему я не собиралась – во‐первых, доверяла его чутью и не позволяла и капле сомнений затаиться в душе, верила, что так надо, во‐вторых, он бы не ответил.

Волк, хватаясь за сердце, катался по снегу, истошно вопя. Вены отчетливо проступали через истончающуюся кожу и стремительно чернели, глаза впадали в череп, от одежды валил дым. Во все направления от него почва шла глубокими трещинами, которых будто рвало то водой, то лавой. Лис оглушительно хохотал, а Змей стоял, поджав губы, – они были неприкосновенны. А там, где мы с Аидом находились меньше минуты назад, зияла огненная дыра.

– Спасибо, – прохрипела я, проводя по его ушам. Аид что-то одобрительно прогудел.

Лис смеялся так громко, что его голос казался вездесущим.

– Безумно приятно смотреть, как ты теряешь все, что у тебя было, Волк! Любимую, сестру, могущество – и еще более приятно, что это произошло моими стараниями! Что ты собираешься делать дальше, дорогой мой друг? Смотри, ты состарился. Предлагаю облачиться в лохмотья и просить подаяния у церквей. Ты же был богом, так покажись людям. Лучше бы ты поборолся, Волк, – изменения неотвратимы, у нас договор с Матерью-Землей; она не вернет тебе то, что ты добровольно отдал. Честность, Волк, все беды от честности! Что она тебе дала в конечном итоге? Ты еще пожалеешь и сполна отплатишь за то, что сделал со мной. Это послужит тебе достойным уроком. Если вдруг захочешь покончить с жизнью, не обращайся ко мне – я не дам тебе такую поблажку.

Едва он окончил, Волк выдохнул, а земля перестала трястись.

На красивого когда-то бога было больно смотреть – не больнее, впрочем, чем терпеть стрелу в животе. Его волосы поседели, кожа собралась гармошкой глубоких морщин, мускулы обвисли и одрябли.

– Картина маслом, – прокомментировал вдруг кто-то.

Все тут же устремили взор на край поляны. Там стоял, облокотившись о куст, Солейль.

– Знал, что ты победишь, Лис, – поклонился он Паку. – Можно я пну этого ублюдка? – Он кивнул на едва дышащего Изенгрина.

– Пожалуйста. – Пак сделал пригласительный жест, и Солейль подскочил к другу, который другом никогда не был, и со всей силы ударил его ногой под ребра. Волк закашлялся, но даже не воспротивился и не попытался защититься. Из-за его покорности стало горько – он же бог, пусть и бывший, у него должно быть хоть какое-то чувство собственного достоинства!

– Красота, – облегченно выдохнул Солейль. – С детства об этом мечтал. Спасибо. Что же, Лис, – он обернулся к Паку, настороженно контролирующему каждое его движение; похоже, это его позабавило, но язвить он не стал, – считаю, я обязан предложить свои услуги и поклясться в преданности. Для меня будет честью служить столь великому богу.

Лис прищурился:

– Какой мне от тебя прок? Ты предал Волка, что помешает тебе предать и меня?

– Ты сам предатель по натуре. Предают, желая переметнуться на сторону сильнейшего. Никого сильнее тебя нет, значит, я тебя не покину. В любом случае, если я провинюсь, можешь делать со мной что заблагорассудится. Не веришь?

– Нет.

– Тогда позволь показать.

Солейль поднял руки вверх ладонями, дескать, никакого оружия, никакой угрозы, закатал рукава и продемонстрировал внутренние карманы куртки. Лис колебался, но все-таки кивнул, позволяя к себе прикоснуться, – видимо, решил, что Солейль ему серьезного вреда не причинит. Я ожидала, что Солейль дотронется до его плеча или запястья, но вместо этого он порывисто прижался к нему, заключив в объятия.

У Лиса заняло несколько секунд понять, что что-то не так; он почувствовал капкан, но слишком поздно. Это была непростительная глупость, грубая ошибка; легкая уловка – и он, тысячелетний бог, попался, как дитя! Он обязан был просчитать все ходы, оградить себя, но повелся на безобидный вид мальчишки – какая глупость, как непохоже на древнее существо! – зная при этом, что он далеко не тот, кем предстает при первой встрече.