Барабашка недобитый.
Я втянула воздух в легкие, пытаясь успокоиться:
– Зачем?
Пак надул губы, всхлипнув для пущей драматичности:
– Я старался, бегал в ателье, проявил чистый порыв души, а она!.. Эгоистка ты, Хель! Совершенно не уважаешь чужой труд!
– Одежду принес, что ли?
– Именно.
Он рывком сдернул висящую на стуле бесформенную кучу, снял с нее шуршащую упаковку, и моим глазам предстала школьная форма, выглаженная, ровная, на пару размеров меньше, приталенная – аж камень с плеч. Красота.
– Спасибо, – поблагодарила я, принимая одежду и пытаясь выдавить приличную улыбку. Пак с сочувствием хмыкнул – не получилось.
– На твоем месте я бы репетировал перед зеркалом. Ухмылки у тебя выходят злодейские, мне нравится, но улыбка как у окуня. Тренируйся.
– Умение утешать – уровень бог, – буркнула я, запихивая вешалку в шкаф.
– Я привык говорить правду. Она делает людей лучше.
– Или заставляет их ненавидеть тебя.
– Когда они узнают о своих недостатках, они неосознанно стремятся к самосовершенствованию.
– Или к отмщению тому, кто их оскорбил.
Пак всплеснул руками:
– Что за пессимизм! Тебя невозможно переубедить.
– Это реализм, – не согласилась я. – Людям нравится думать, что они лучшие, что они идеальны и в них нет отрицательных черт. Им нравится, когда все их любят, хвалят или превозносят. Это заложено в человеческой природе – гордиться.
Пак сделал вид, что задумался:
– То есть, если я выскажу все, что думаю о тебе, ты обидишься на меня?