– С Франком, мэм?
– Франком Ламонтом, красивым молодым человеком, с которым мы познакомились на чудном суаре у баронессы д’Оттинген. Он хвастался перед нами, иностранцами, что французы изобрели все эти замечательные развлечения: кинематограф, велосипед, гироскоп, воздушный шар… Он назвался пилотом воздушного шара – я понятия не имела, что существует такая профессия, – и пригласил нас полететь вместе с ним в облака.
– Надо же! – удивилась Амандина.
– Мы с Чарлзом приехали на поезде, а Франк встретил нас на станции в своем автомобиле – ну и страсть же была у этого парнишки ко всяким механизмам! Сначала мы устроили пикник, и когда Франк ушел в лес по нужде, Чарлз пустился меня дразнить. Он заявил, будто Франк на меня то и дело поглядывает, и ему яснее ясного, что парень, несмотря на то что годится мне в сыновья, в меня влюбился!
Лицо Веры осветила лукавая улыбка.
– Затем он повел нас к воздушному шару: шар был раскрашен фиолетовыми и желтыми полосками и походил на гигантское рождественское яйцо. Мы забрались, над нашими головами взвился огонь, резкий толчок, и мы взлетели! Это было чудесно! Сверху все стало выглядеть совсем по-другому. Поля казались лоскутными одеялами, дороги – вьющимися меж деревьев веревками, дома – обыкновенными коробочками и пакетами. Порывы ветра качали нас из стороны в сторону. А мы были в плетеной корзине. Ни тебе железа, ни какого другого металла – обычная корзина, только и всего! Мы походили на современного Моисея – нас словно вытащили из Нила и в корзине запустили в небо!
Вера, взмахнув руками, удовлетворенно вздохнула.
– И вот тогда Франк со смехом направил корзину в облако. Густое, пушистое летнее облако. А как только нас окутал туман, Франк нежно взял за руку… но не меня, а Чарлза! – Вера тихонько рассмеялась. – Да, об Эдиповом комплексе там, пожалуй, речи не было!
Озадаченная, Амандина вежливо кивнула, что случалось каждый раз, когда Вера делилась с ней своими воспоминаниями и рассуждениями и облекала их в недоступные ее пониманию рассказы.
– Славная история, – вставая с места, сказала Амандина. – Пойду закажу еды. Чего вам хочется?
– Доктор велел пить как можно больше жидкости, но вы принесите все, что вам вздумается, – ответила Вера. – Вы не против взять с собой Биби? Благодарю вас, Амандина.
Служанка ушла. Вера открыла иллюминатор и высунула руку в туман. Пожалуй, эта влажная пелена ощущается почти как то облако, подумала она.
После того дня Чарлз исчез вместе с Франком недели на две, не меньше. Что же касалось самой Веры, то ей страшно понравилось парить в вышине, окруженной облаками, и хотелось снова вернуться в небеса. Но где же найти на это время? То оперный сезон, то путешествия, то скачки, то балы (а потом и война), и Вера так никогда больше не летала. А теперь слишком поздно. Ах, была бы она дочерью Дедала, она бы прямо с корабля – взлетев с трубы – вернулась в Париж. Она не полетела бы, как Икар, к солнцу, а только вперед, вперед к месту своего назначения. Но, увы, вздохнула Вера, этот туман за окном – все, на что она теперь может рассчитывать.
Странно, что она не описала эту историю в своем дневнике, подумалось ей. Сколько всего не описано. А то, что описано…
Вера снова вспомнила о Ласло Рихтере и почувствовала укол в сердце. Она описала их роман в довольно фривольных тонах, и он был одним из ее двенадцати романов. Если бы люди, о которых она поведала в своих записях, представили свою версию тех же самых событий, это были бы совсем иные истории! Вполне вероятно, что важными в них оказались бы события, которым она не уделила никакого внимания, и в конечном счете эти истории стали бы просто неузнаваемыми. Даже Чарлз, читая ее рассказы об их совместных приключениях, часто восклицал, что все случилось совсем по-другому.
Бедный Ласло. Он не мог смириться с тем, что потерял ее, и покончил с собой. А она уделила ему в дневнике всего пару страниц. На мгновение она задумалась: интересно, что случилось с остальными двенадцатью?
О последствиях эпизодов, описанных в ее дневниках, вероятно, можно написать тома. Последствия… Как там у Киплинга? Несколько лет назад Чарлз, интерпретируя все, что она ни делала, любил цитировать буддийского монаха из его «Кима». Ах, да, вспомнила: «Ты запускаешь свой поступок в мир, точно бросаешь в воду камень, и каковы будут последствия твоего поступка, предсказать невозможно».
Чарлз при этом обычно принимал заумный вид, произносил эту фразу с акцентом и изображал из себя ученого (в его представлении ученый должен держать вверх указательный палец). И всегда ее смешил. Но теперь получается, он прав. Оказывается, любой наш поступок – добрый, жестокий, даже безразличный – действительно имеет волнообразный эффект.
– Эффект Киплинга, – взяв на себя роль Чарлза, произнесла Вера.
Она снова высунула руку в иллюминатор и попыталась кончиками пальцев отщипнуть кусочек тумана. Оставив иллюминатор открытым, она достала свой самый последний дневник, взяла любимую ручку и, хотя не собиралась ничего записывать, открыла последнюю страницу. Дрожащей рукой Вера нарисовала посередине большой воздушный шар, окруженный голубями и херувимами. А в корзине шара изобразила себя – с жемчужным ожерельем на шее и блаженным выражением лица. Под рисунком шла подпись: «
ebooksa