— Как ты это всё узнал? Откуда всё это известно? Ты сам ли не ментовской? — с угрозой спросил Червонец.
— Ну, вы, честное слово, меня удивляете! За дверью стоит дневальный, вот у него и можно поинтересоваться! — всё больше куражась, продолжал Андрей.
Червонец подошёл к металлической двери камеры и стал громко стучать. Небольшое окошко в двери отворилось, и дневальный лениво спросил:
— Чего тебе?
— Мне бы к следователю Егорьеву на встречу попасть, — с наигранной надеждой спросил Червонец.
— Нет его, — лениво ответил дневальный и стал закрывать окошко.
— Слушай, друг, а что так? Мы с ним на сегодня о встрече договаривались, — снова спросил Червонец и ловко просунул в закрывающееся окошко свернутую в трубочку тысячную купюру. Дневальный не менее ловко перехватил развязывающую язык купюру и уже более охотно сообщил:
— Так жена у него на сносях. Он и уехал. Когда теперь вернётся, неизвестно, — закончил дневальный и звонко захлопнул стальное окошко.
Червонец обернулся с серьёзным лицом и сказал почтальону:
— Я обязательно узнаю, кто ты, как только разберусь со Шнобелем. А пока можешь мне сказать, каков твой интерес, что тебе нужно в обмен на эту информацию?
— Ничего, кроме соблюдения тобой воровского кодекса в отношении стукача и насильника, — Андрей пристально смотрел в глаза Червонцу. Тот ухмыльнулся в ответ, улёгся на нары и закрылся занавеской. Андрей повторил его ухмылку и на глазах изумленных сокамерников, сделавшись прозрачным, прошёл сквозь стену. Больше его там не видели.
Глава 17. Алексей
А тем временем в одном из центральных продюсерских центров Москвы разгоралась нешуточная трагедия.
— Алекс, я вынужден тебе сообщить, что более в твоих услугах мы не нуждаемся. Фирма давала тебе шанс, но ты его упустил. А просто так платить тебе оклад нам тоже невыгодно. Я думаю, ты и сам прекрасно понимаешь, что не справился с поставленной задачей. Поэтому давай обойдёмся без скандалов и спокойно попрощаемся, — сидя в своём кожаном кресле, вещал генеральный продюсер Анатолий, мужчина 45 лет, на лице и в манерах которого отпечаталось всё то «творчество» обеспеченных материальной поддержкой артистов, которое он успешно выпускал в массы.
— Я не Алекс, а Алексей, — злобно отвечал молодой, светловолосый сотрудник, которого только что уволили.
— Ну, вот видишь, ты даже в вопросе с именем не шагаешь в ногу со временем, — подытожил генеральный продюсер, — всё-таки нам совершенно не по пути.
— Нет уж, давайте разберемся! О каком таком шансе вы мне твердите? Я добросовестно исполнял свои обязанности и всегда с душой подходил к своей работе! И поэтому неудивительно, что однажды я смог найти артиста, чьи песни впоследствии узнала и полюбила вся страна! Но не благодаря вам и вашему продюсерскому центру, а вопреки!
— Послушай, Алекс… Алексей, тот случай — это всего лишь исключение из правил, понимаешь? Сбой системы, баг. Называй как хочешь, но это точно не актуальная современная эстрада. Парню просто повезло.
— Но ведь я говорил вам, что это сто́ящие песни, что это талантливо и обязательно будет иметь успех у чувствующих и думающих людей! А вы меня подняли на смех, при всех назвав бабушкиным патефоном. Но парень этот в отличие от вас верил в свой успех и нашёл-таки продюсера, достойного своего творчества! И если бы не ваш категоричный отказ, то открыть людям этот талант могли бы мы! Или даже я! Но вы давно не занимаетесь настоящим творчеством, вы глухи и слепы! Вы работаете с платежеспособными однодневками! Да, после нашего отказа этому парню пришлось потратить немало времени, но теперь он с лихвой окупил все затраченные ресурсы. А мог бы выступать под эгидой нашего продюсерского центра. Так нет же! Вам нужен сиюминутный результат. Вот вы и двигаете этих мычащих нечленораздельными звуками. Как вашу любовницу, например, — сказав это, Алексей осёкся. Он понял, что перегнул палку. Но с другой стороны, терять уже было нечего. И хотя смелостью Алексей никогда особо и не отличался, но в данной ситуации от такого несправедливого отношения к себе он потерял всякий страх.
Генеральный продюсер сузил свои глаза в злобной гримасе и сквозь зубы прорычал: