— Спасибо, Николай Павлович, наша дочь доктором вернулась.
— Вам спасибо, Евдокия Степановна, — ответил учитель, — она ваша дочь…
— Все равно, ты нашим орочским детишкам как отец был… У тебя в интернате жили, дома редко когда бывали. После, когда подросли, в большой город уехали…
— А помните, Евдокия Степановна, как Валентину в интернат привели, как она первое время дичилась, скучала, рвалась обратно домой? И когда вы пришли за дочерью, я долго уговаривал вас, чтобы оставили девочку.
— В то время, сам знаешь, я темная была, много чего не понимала, — призналась Евдокия.
Ему было понятно волнение матери: из восьми детей она потеряла маленькими семерых. Одна Валентина осталась.
А несколько лет назад умер от воспаления легких муж Евдокии.
Над тайгой поднималось солнце. Все меньше оставалось на реке тумана. Ветер погнал рваные клочья к сопкам. Тумнин стал виден до самого дальнего кривуна. А там, где в него впадала Бидями, от берега к берегу пролегла темная полоса, так знакомая Валентине с детства.
Кажется, ничего здесь не изменилось за три года, и все же волнение не покидало Валентину. Может быть, потому было так неспокойно на душе, что с этого дня начиналась для девушки новая жизнь.
Подумав, что мать уже проснулась, она спрыгнула с валуна и побежала к дому. Но мать еще спала. Чтобы не будить ее, Валентина снова полезла в окно.
Достала слежавшиеся в чемодане платья, белый докторский халат, шапочку и включила утюг. Надо было приготовиться к первому рабочему дню.
В это время мать проснулась.
— Старушка Адьян от нашей атаны приходила. Атана просит, чтобы ты скоро зашла к ней.
Доктор Акунка приходилась старейшине рода Анне Васильевне прапраправнучкой. Когда Валентина родилась, старушка на радостях пришла к учителю.
— Скажи, Николай Павлович, сколько теперь моих Акунков будет?
— Сами должны знать своих сородичей, Анна Васильевна, — ответил Сидоров.
— Всех знаю, конечно, а сосчитать не могу, помоги.
— Ну, давайте сосчитаем вместе. — И стал называть всех ее сородичей, старых и пожилых орочей уважительно, по имени-отчеству, а молодых просто по имени. — Сорок два человека — вот сколько…
— Ай-я кули! Наверно, так!
Род Акунка, по словам Николая Павловича, считался у орочей самым большим. По берегам многих рек когда-то кочевали Акунки, отмечая свои пути зарубками на деревьях.