Светлые воды Тыми

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ах, вот ты о чем!

— Да, об этом самом! — воскликнула Ряпушкина. — Бессердечные вы люди, временщики! После вас — хоть потоп! После вас хоть трава не расти! А ведь, наверно, еще комсомолец, да? — спросила Инка и незаметно для себя всхлипнула. — Варвары вы проклятые! — И ткнула кулачками в грудь лесорубу: — Отпустишь ты меня или нет?

— Да полегче ты, — теперь уже строго, почти зло произнес парень. — Ведь отпущу — замерзнешь!

— Пускай замерзну. Не твое это дело. Не жених ты мне, чтобы обнимать... — под общий смех рабочих выпалила Инка.

Парень немного смутился, но твердо заявил:

— Пускай не жених, а отпустить не отпущу. И не обнимаю я тебя вовсе, а держу.

Тогда Инка в упор спросила:

— Почему тополя губите?

— Наше дело маленькое, — отозвался другой лесоруб, равнодушно закуривая. — Нам прораб приказал расчистить площадку, мы и чистим...

— Прораб приказал! — с возмущением повторила Инка. — А если прораб тебе вдруг прикажет новый дом со всех четырех сторон поджечь — подожжешь, да?

— Ну, скажешь такое! — протянул лесоруб.

— А вот и скажу! Куда это годится? Уже целую улицу новыми домами застроили, а хоть бы одно деревцо там оставили! Ты подумал, какой это будет город — без единого зеленого листочка? А ведь здесь была тайга, красивая, живая тайга!

— Ну, а мы-то при чем? Начальству видней.

— Всем должно быть «при чем»! Я вот никакое не начальство, а как увидала, что тополя губите, думала — сердце мое разорвется. Ну, сам ты, допустим, черствый, как дерево, человек, но ты детишек своих не забывай, которым жить и расти в новом городе...

Вдруг смягчившись, лесоруб обратился к парню, державшему Инку:

— Ты, Валентин, отнеси девчонку в контору, а то еще застудится.

Плотнее запахнув полушубок, Валентин сказал:

— А ведь, хлопцы, верно она говорит. Только и ходим по участку и лес губим!

— По указаниям прораба! — отозвался третий лесоруб, который до сих пор упорно молчал.

— То-то оно и есть, — съязвила Ряпушкина. — Прикажут тебе головой вниз в прорубь кинуться, наверное, не захочешь, скажешь — жизнь дорога. — И в сердцах добавила: — Эх ты, теха!