Местами следы, как говорят охотники, зачерствели, то есть были схвачены тонким ледком, стали ломкими, а кое-где их припушило снегом, и можно было предположить, что они по крайней мере пяти-шестидневной давности.
— Димка, пускай вперед сворку! — велел Олянов.
Охотники шли около двух часов, ни на минуту не теряя тигровых следов. Как только они привели в узкое ущелье между двумя безлесными сопками, Трезор и Думка с такой силой рванулись вперед, что Димка не мог сдержать их. Хорошо, что подоспевший Роман перехватил поводок и с силой осадил собак. Тревога романовских тигрятниц тут же передалась Таске, а от Таски к Рексу: рванувшись, он повис на ошейнике.
Олянов с Киселевым быстро спустились в ущелье.
— Есть! — негромко произнес Николай Иванович, а Киселев свистнул в два пальца, что означало: «Быть начеку!»
Снежное ложе ущелья было испещрено лапами тигров... Крупные следы матери шли впереди, а с боков разбросанной, вихляющей цепочкой тянулись следы тигрят.
На другой стороне ущелья, в орешнике, звероловы обнаружили скелет дикой свиньи, рваные куски шкуры с черной, склеенной изморозью и птичьим пометом щетиной. Значит, здесь уже успели побывать вороны, непременные спутники полосатого хищника.
Судя по костям и черепу, кабан был огромный, возможно даже секач, которого не так-то легко одолеть. Слишком глубокие, неровные и частые следы, которые тигрица оставила здесь, говорили о том, что хищница несла тушу на спине, спрятала ее здесь в кустах, потом привела сюда тигрят кормиться.
— Наверно, так, — после длительного молчания сказал Чауна. — Амба прямо с Татиби кабана таскай.
— С Татиби? — удивился Олянов. — До нее не так близко, — не меньше тридцати километров.
— Верно, — подтвердил Чауна. — Так просто тайгой ходи, три солнца надо. А через сопку Загези перевалим — сразу Татиби видно. — И показал, что следы тигров от кабаньей туши ведут к склону высоченной, поросшей кедрачом сопки.
— До вечера одолеем Загези? — спросил Олянов.
— На вершинке не будем, — авторитетно заявил Маяка, — а до половинки дойдем.
К верховью Татиби вышли, как и говорил Чауна, к вечеру, когда над тайгой уже сгустились сумерки.
Звероловы уже были близки к цели. Беспокойство охватило всех.
Чауна с Маякой не захотели оставаться в палатке. Они соорудили из елового лапника шалашик и, с трудом втиснувшись в него, долго сидели молча у костра. Несколько раз, чередуясь, выходили на волю, прислушиваясь к монотонному шуму тайги, и возвращались в шалашик.
Только Димка бестревожно спал на своей барсучьей шкурке, подложив под голову кусок кедровой коры.
Когда чуть свет Николай Иванович позвал удэгейцев в палатку, чтобы обсудить предстоящий поход вдоль берегов Татиби, он велел разбудить и Димку. Маяка легонько растолкал сына.
— Заспался, бата, вставай...
Димка сел, потянулся, протер кулаками глаза и, виновато улыбаясь, пробормотал:
ebooksa