— Нет, не встречал.
— Ушел он на кабана. Говорил, чтобы я ждал его, и не вернулся. Теперь я совсем один живу.
— Такой маленький — и один живешь?
— Почему маленький? — с обидой произнес Николай и показал удэгейцу два ножа, висевшие на поясе.
— Уже охотник?
— Да.
— Умеешь копье в зверя метать?
— Хогдо[4] в барсука метал. Сразу убил!
— Не худо! — ответил тот, закуривая трубку. Он подогнал оморочку к самому берегу, вылез, втащил ее на песчаную отмель. — Пойдем, бата, покажи, где ты один живешь.
Это был охотник из рода Кимонко, чье стойбище находилось далеко отсюда, на реке Митахезе. Он и предложил мальчику поехать с ним.
— Собирайся, бата, зима нынче будет лютая, пропадешь тут один.
— Может быть, еще вернется Богдэ?
У Кимонко был чудесный лук из гибкой ветки амурской сирени и пучок тонких стрел к нему. Николай с завистью смотрел на это богатство.
— Если бы я имел такой лук и стрелы... — мечтательно, словно подумав вслух, сказал он, — я бы с неба любую птицу снял...
— Какую, бата? — ласково улыбнулся Кимонко.
— Даже лебедя снял бы...
— Ладно, бери себе лук и стрелы. Ну, а теперь поедешь со мной на Митахезу?
— Поеду!
Три зимы прожил мальчик в стойбище на Митахезе.
Приехав однажды в Сиин за мукой и солью, Канчуга, сделав покупки, уже собрался было к вечеру в обратный путь, но тут разразилась гроза, и пришлось заночевать. На берегу Бикина стоял новый бревенчатый дом. Канчуга попросился на ночлег.