Настоящие сказки Шарля Перро

В её дворце было светло только от пламени свечей, но их было такое множество, что казалось, в залах стоит вечный день. Лучшие учителя были приглашены к ней. Ум принцессы, живость и догадливость почти всегда предупреждали то, что ей хотели сообщить. И все учителя восхищались без конца её удивительными речами, уже в том возрасте, когда другие дети едва умеют назвать по имени свою кормилицу. Ну, да ведь кого феи одарят, та не останется невеждой и дурочкой.

Но если её разум пленял всех, кто её видел, то её красота оказывала не меньшее действие; она восхищала самых бесчувственных людей, а королева, её мать, так та никогда бы с ней и на минуту не расставалась, если бы долг не заставлял её быть подле короля. Добрые феи приходили время от времени взглянуть на принцессу; они ей приносили разные невиданные редкости, платья как раз точно по мерке, да такие богатые и красивые, что можно было подумать, что они сшиты на свадьбу одной юной принцессы, которая не менее мила, чем та, о которой я рассказываю. Все феи очень её любили, но фея Тюльпанов любила её больше всех и особенно заботливо напоминала королеве, что принцесса не должна видеть дневного света раньше, чем ей исполнится пятнадцать лет.

– Наша сестра, фея Источника, – говорила она королеве, – мстительна; и как бы мы ни лелеяли вашу дочку, она принесёт ей немало зла, если сможет. Поэтому, госпожа моя, вы должны быть как можно бдительнее.

Королева обещала ей непрестанно думать об этом, но так как её дочка уже приближалась к тому возрасту, когда должна была выйти из своего замка, она заказала её портрет. Затем этот портрет был послан ко дворам самых великих королей мира. Не было принца, который бы не залюбовался им, а один принц настолько им пленился, что не мог даже расстаться с ним. Он повесил его у себя в комнате, запирался с ним один на один, разговаривал с портретом, точно тот мог его слушать и понимать, и произносил перед ним самые нежные речи в мире.

Король, который теперь почти не видал своего сына, захотел узнать, чем тот занят и почему он не так весел, как обычно. Иные из придворных, что стараются ответить. королю раньше других (а таких ведь немало), сказали ему, что следует опасаться, как бы принц не помешался, потому что он целыми днями запирается у себя в комнате, и слышно, как он там один-одинёшенек разговаривает, точно там кто-то с ним есть.

Король выслушал это с беспокойством.

– Может ли такое случиться, – спрашивал он у своих приближённых, – чтобы мой сын помешался? Ведь он всегда был так умён. Вы знаете, что до сих пор все им восхищались, да и сейчас я не замечаю, чтобы у него был блуждающий взор; просто он мне кажется каким-то грустным. Надо мне самому с ним поговорить, может быть, я сумею разузнать, что за безумие им владеет.

В конце концов король послал за принцем, велел всем выйти из покоев, и после нескольких слов, которые сын выслушал невнимательно и на которые ответил невпопад, король напрямую спросил, что с ним такое случилось, отчего и сам он и его настроение так изменились. Принц, полагая, что минута настала благоприятная, бросился к его ногам и сказал:

– Вы решили женить меня на Чёрной Принцессе. Вы находите очень важным этот брачный союз, и я не могу вам обещать того же, говоря о принцессе Желанье, но отец мой и повелитель, в ней я вижу такую красоту, которой нет в целом свете.

– А где вы их видели? – спросил король.

– Портреты той и другой прислали мне, – ответил принц Воитель (его назвали так после того, как он выиграл три больших сражения). – Уверяю вас, что я так сильно люблю принцессу Желанье, что, если вы не расторгнете нашу помолвку с Чёрной Принцессой, я вынужден буду умереть – и я рад, что не буду жить, потеряв надежду соединиться с той, которую люблю.

– Значит, это с её портретом, – строго продолжал король, – вы изволите вести разговоры, которые делают вас посмешищем в глазах всех придворных? Вас уже считают сумасшедшим, и если бы вы только знали, что мне об этом передают, то устыдились бы этой своей слабости.

– Я не могу упрекать себя за столь дивный пламень любви, – отвечал принц, – и если бы вы увидали портрет это прелестной принцессы, вы бы одобрили мои чувства к ней.

– Ну так принесите его сейчас же, – сказал король с нетерпением, выдававшим его горе.

Наверно, принц был бы этим весьма озабочен, если бы только он не был уверен, что никто в мире не сможет сравниться по красоте с принцессой Желанье. Он бросился к себе в комнату и вернулся к королю, который почти так же восхитился портретом, как и его сын.

– Ах, – сказал он, – дорогой мой Воитель, теперь я понимаю, что вас так страстно волнует. Да я прямо помолодею, если при моём дворе будет такая очаровательная принцесса. Я сейчас же снаряжу послов к Чёрной Принцессе, чтобы расторгнуть вашу помолвку; пусть даже затем у нас с ней возгорится жестокая война, я всё же решаюсь на это!

Принц почтительно поцеловал руки отца и несколько раз обнял его колени. Он так был доволен, что его еле узнавали. Он торопил отца послать поскорее гонцов не только к Чёрной Принцессе, но и к принцессе Желанье. При этом он требовал, чтобы к ней был отправлен самый богатый и самый хитроумный посланник, потому что ему придётся выступать в самом блистательном посольстве и добиться того, чего принцу так хочется. Король остановился на Бекафиге; это был молодой, очень красноречивый вельможа, и доходу у него было сто миллионов в год. Он очень любил принца Воителя, и чтобы угодить ему, снарядил такой богатый и пышный посольский выезд, что и вообразить нельзя. Его усердие не знало пределов, ибо любовь принца росла с каждым днём, и он без конца умолял посланника отправиться как можно скорее.

– Подумайте, – говорил ему принц, – ведь дело идёт о моей жизни; ведь я теряю рассудок, как подумаю, что отец принцессы может принять чьё-нибудь другое предложение и не захочет его расторгнуть ради меня, – и тогда я потеряю её навсегда.

Бекафиг успокаивал его, чтобы немного отсрочить свой отъезд, так как ему очень хотелось, чтобы все его траты принесли ему честь и почёт. Он снарядил восемьдесят карет, которые все блистали золотом и алмазами, и самые красивые миниатюры не могли сравниться с теми, которые украшали эти кареты. Было ещё пятьдесят других карет, двадцать четыре тысячи конных пажей, одетых роскошнее принцев, да и все остальные в этом великолепном поезде были им под стать.

На прощальном приёме у принца, тот сказал посланнику: