— С меня хватит.
— Ну и отлично, братан! — Макар и Клавдий ударили кулак об кулак. — И будешь теперь всегда с нами. Сам говорил — здесь жить без охраны нельзя, на меня надежды никакой. Потому что я алкаш, но притом многодетный отец. Безалаберный и беспечный… Ты станешь нашим защитником, телохранителем моих детей и старух, надеждой нашей и опорой. Мы друзья с тобой, и я денег тьму потерял в последнее время, как и все, но платить тебе зарплату втрое больше ментовской я все еще в силах.
— Не хвались, едучи на рать, — Клавдий усмехнулся. — Мажором ты был и останешься мажором даже без бабла. Но насчет охраны — да, придется мне вами заняться. Вполне возможно, скоро начнут грабить богатые дома и угонять, разбирать на запчасти крутые тачки. Так что ты в зоне риска.
— И какая третья новость? — Макар несколько напрягся. — Объявишь мне, что ты женишься кое на ком?
Они глянули друг на друга. Соперники и враги в прошлом, а теперь почти братья, родные люди по духу, по жизни. Однако все еще… соперники…
— Я со второй новостью не закончил. Насчет того, чтобы стать вашим телохранителем семейным — есть одна загвоздка. У меня черная метка в профессии, я тебе говорил. Прежнего своего клиента я не уберег, потому и ушел в полицию. Я ушел с позором из охраны, бесславно.
— Ну а у меня бывшая жена — отравительница, и что близкие мне люди здесь творили, ты тоже знаешь отлично. — Макар вздохнул. — Так что оба мы с тобой жизнью ушибленные, Клава. Потому, наверное, нам так легко друг с другом. А в наше время, когда столько ненависти, злобы, которой мы уже нахлебались досыта, одно осознание, что у тебя есть друг верный… Клава, я порой сейчас не хочу просыпаться по утрам, ты понимаешь? Меня ничего уже в нашей резко изменившейся жизни не держит. Только мои дети. Я живу ради них. Когда совсем уж беспросветное отчаяние охватывает меня, я обращаюсь мыслями к тебе — какой ты весь из себя правильный, и благородный, и… стойкий, Клава. Я не прикалываюсь, правду говорю. И нахожу утешение, пример для подражания…
— Ты подражать никому не можешь. Ты сам по себе. Тот еще фрукт ты. — Клавдий невесело усмехнулся. — Новость третья. Мне только что звонил наш полковник Гущин.
— Федор Матвеевич? — Макар встрепенулся, ожил сразу.
— Он едет после долгого перерыва работать «на землю», раскрывать убийство. Какую-то бабу прикончили в Чугуногорске в квартире, вроде типичная бытовуха. Но Гущин едет раскрывать лично и позвонил мне. Он меня берет в опергруппу. И про тебя спрашивал: как ты, вернулся уже с земли обетованной? Я сказал: да, так он буркнул, что и тебе не мешает перестать бить баклуши. Намек понял?
— Он хочет, чтобы мы снова работали вместе, как тогда?
— Он предложил — я согласился. Он еще не знает, что я написал рапорт. Я ему не сказал. Рапорт в отделе кадров — улита едет, когда-то будет. Так что с ним я поработаю однозначно. А ты? Хочешь присоединиться?
— Конечно! Да я для Федор Матвеевича… да я все для него! После того, что он для меня сделал, после того, как вы с ним мою Августу спасли, я… Клава, поехали в Чугуногорск! Я не пьян. Я еще развязать не успел.
— Обрадовал. Знаешь, почему, на мой взгляд, наш Гущин взялся за столь банальное дело — бытовое убийство? Он просто увидел, что Чугуногорск в четверти часа езды на машине от Бронниц, где я и ты. Он по нам соскучился, понимаешь? И по детям соскучился. Он ведь, в сущности, так одинок. А болезнь и ранение, и все, что произошло с ним и с нами, заставило его по-новому взглянуть на жизнь. Он хочет быть с нами опять, Макар. Потому и взялся сам за дело, на которое прежде бы и внимания не обратил.
— Дай мне пару минут, я переоденусь, — Макар уже тащил Клавдия к дому. — На всю ночь с нашим полковником! А потом он приедет к нам и останется здесь на выходные, осчастливив и дочек, и Сашхена, и особенно Веру Павловну. Ну и пусть дело простое. Зато пораньше мы все освободимся и время на отдых у нашего командора появится.
Они в тот момент считали убийство женщины в квартире в Чугуногорске делом простым и банальным.
Глава 6
Синяки
В прозекторской морга, куда они все перекочевали с места убийства, патологоанатом на их глазах осторожно освободил труп Анны Лаврентьевой от одежды. Полковник Гущин зашел в прозекторскую, за ним последовал Макар, получивший, как и полковник, защитную маску и перчатки. А вот Клавдий Мамонтов остался снаружи и наблюдал все через стекло в стене. Не хотелось ему стоять у оцинкованного стола, оглушая себя визгом медицинской пилы.
На груди Лаврентьевой два больших круглых синяка.
ebooksa