Коридор затмений

Сиделка страдальчески смотрела на Гущина.

— А это не могла быть переодетая женщина? — предположил полковник.

— Женщин? Его жена? Нет. Я ее видеть тоже — такой из себя накрашенный дура строить… Рост маленький. Походка — бедро вертеть. Нет.

— Не Дарья Лаврентьева, невестка вашей соседки снизу, а другая переодетая женщина. Худая, высокая. В бейсболке, туго надетой, под которой она прятала волосы?

Сиделка затрясла головой: нет, нет… И вдруг замерла.

— Я не знать точно, — ответила она с запинкой. — Я еще подумать тогда — какой американский шапка у него… фирменный вещь. Но я же не видеть долго. Всего секунда-три…

Глава 39

Мотив?

Из поселка Ключи полковник Гущин приехал в дом на озере одновременно с Клавдием Мамонтовым и Макаром, чей путь из Воскресенска тоже был долог. Гущин отпустил патрульную машину. Дверь дома им открыла заспанная горничная Маша и сразу ушла к себе. Было начало четвертого — на востоке уже алела заря, тьма уступала место серым рассветным сумеркам, окутавшим Бельское озеро.

Гущин, глядя на усталые лица напарников, объявил, что надо всем поспать хотя бы часа три, а перед сном чаю выпить горячего. Они тихо, стараясь не шуметь и никого не разбудить, прошли на кухню, Макар включил электрический чайник. Полковник Гущин снял пиджак, ослабил галстук, сел за стол и рассказал им о заявлении сиделки Зухры Батрутдиновой.

— Значит, могла быть и Ева, а не сын убитой, — объявил Макар, выслушав. — Явилась к Лаврентьевой, переодетая парнем.

— Я оплошность допустил, — признался полковник Гущин, он облокотился о стол и пальцами массировал глаза. — Обо всем я с сыном Анны Лаврентьевой говорил, допрашивал его сколько раз сам. И главное не узнал — место работы его матери до медицинского склада. В отделе кадров наши все проверили, но сведения о прошлом месте работы в личной карточке Лаврентьевой отсутствовали. Оно и понятно — ее же тогда уволили за пьянство. Она при устройстве на склад это скрыла. И потом промежуток в несколько лет между роддомом и складом… Но сын-то ведь все знал. А я его даже не спросил.

— Не переживайте, Федор Матвеевич, — попытался утешить его Клавдий Мамонтов — он сидел на широком кухонном подоконнике и глядел в окно на озеро — полоску зари над лесным берегами. — Связь между Евой и Анной Лаврентьевой мы установили, но у нас все равно нет ее мотива для убийства. Мотива нет и в отношении Евгении Лаврентьевой. Макар списывает все на психоз Евы, но…

— Она могла, например, в своем бреду винить Анну Лаврентьеву в том, что та помогла родиться на свет «отродью». Пусть это не так, пусть Анна не была еще в то время заведующей родильным отделением, а работала обычным врачом-акушером. Пусть даже не дежурила в ту смену — мало ли что могло безумной вообразиться, после того как детектив снабдил ее сведениями насчет свидетельницы тех событий? — Макар разлил чай по чашкам. — Доктор Крыжовникова из Тель-Авива не в счет. А Лаврентьева в пределах досягаемости.

— Детектива очень заинтересовал факт, что Анну уволили с должности из-за алкоголизма, — задумчиво заметил Клавдий Мамонтов.

— Что бы мы сейчас ни говорили, какие бы догадки насчет мотива Евы ни строили, все равно утром, а уже светает, вам, Федор Матвеевич, предстоит что-то решать с ней, — заявил Макар. — Не захотели ее задерживать среди ночи — ладно. Пусть. Но решать все равно необходимо.

— Идите оба спать, вы с ног валитесь. — Гущин допил чай и тяжело поднялся. — Я решу.

И в этот миг у него зазвонил мобильный.

Звук эхом отозвался в тишине дома.

— Гущин, слушаю.