Особой уверенностью в словах и движениях отличался командир отряда матрос первой статьи Федор Чернега. Это был человек большого роста, с могучими плечами. Сбить его с толку не мог даже инженер Зудов. Встретились они в мостокотельном цехе, где день и ночь, словно пулеметы, стучали клепальные молотки. Чернега молча слушал Зудова, не вынимая изо рта короткой трубки. Инженер волновался, долго и непонятно говорил об ответственности за судьбы Родины. Наконец, устав слушать, моряк вынул трубку, поднял на Зудова свои тяжелые глаза и сказал:
— Темнишь, товарищ. Смотри, мои ребята могут обидеться.
Сказал так, что у Зудова пропала охота продолжать разговор.
Когда Чернега появился в цехе, он огляделся, стал в стороне и, расставив ноги, словно врос в землю. В это время он был похож на толстый корабельный кнехт. Вокруг него ляскали стальные листы, плющились раскаленные добела заклепки, отрывистые команды заглушались перестуком молотков.
Чернега тосковал по морю. Цех напоминал ему корабельную жизнь. Особенно в последнюю ночь, когда заканчивали одевать бронепоезд. Ночь была такой же тревожной и напряженной, как та, холодная, осенняя, на Неве, когда он стоял на палубе и до боли в глазах всматривался в темную воду. За его спиной была вся стальная громада крейсера. Тогда он не зал, как, впрочем, не знал никто, что это последняя ночь старого мира. Он нес ночную вахту в этом коротком и трудном походе, и он первым увидел расплывшееся в темноте громадное сооружение Николаевского моста. Наверху, на мостике крейсера, вспыхнул прожектор. За мостом, как тараканы, заметались согнувшиеся фигурки юнкеров. Носовое орудие бесшумно разворачивалось в сторону утонувшего во тьме города. В ту ночь Федор Чернега особенно отчетливо понял, что не может успокоиться до тех пор, пока прожекторный луч революции не осветит всю землю. Он без сожаления покинул корабль, чтобы ступить на берег и пройти по суше с оружием в руках, водворяя революционный порядок…
Посмотреть, как выходит бронепоезд, прибежали рабочие из самых дальних цехов. По обе стороны полотна выросла огромная толпа. Дальше на пустыре, на самом видном месте, сооружали трибуну. Алексей Миронов держал в руках красный флаг на длинном древке. Вокруг Миронова толпилось человек двадцать. Отчаянно спорили. Никак не могли решить, как назвать бронепоезд.
— Не шумите, товарищи. Номер у бронепоезда есть. А название сейчас придумаем. Поставим на обсуждение. Проголосуем, — говорил Миронов, записывая очередное очень длинное предложение.
Старому прокатчику, внесшему предложение, со смехом кричали:
— Эка загнул! Краски писать не хватит.
— Нельзя короче, — степенно разъяснял прокатчик. — Не понимаешь, а кричишь. Видишь, тут «революция», а тут «кровавая буржуазия», надо их подальше друг от друга поставить.
Паровоз шумно задышал паром. Пронзительно свистнул. Тимофей Реудов высунулся из будки. Ему замахали руками. Миронов поднял флаг. Лязгнули сцепления. Тускло отсвечивая стальными боками, паровоз пошел вперед. Вверх полетели шапки. Ура-а-а!
И вдруг все мгновенно смолкло. Раздался треск. Из-под колес паровоза вздыбились гнилые концы шпал. Заскрежетала стальная обшивка. Паровоз накренился и прочно сел в песок.
Толпа разразилась проклятьями.
— Начальника подъездных путей тащи!
— Расстрелять мерзавца!
— Раньше-то чего смотрели? Давно пора ремонтировать.
Первым нашелся Александр Иванович. Он протискался к паровозу, где, бестолково размахивая руками, метались рабочие. На гнилом куске шпалы стоял машинист Реудов и свирепо ругался. Лицо его было багровым от ярости. Александр Иванович снял фуражку, помахал ею в воздухе:
— Тихо! Внимание! Быстро тащите ваги! Бригадир Норкин, готовьте домкраты! Спокойно, все, как один, за работу.
Рабочие перестали трясти бледного юношу в инженерской фуражке, бросились по цехам. У юноши прыгали губы. Это был начальник подъездных путей.
— Наряды на ремонт пути были составлены, — уже в который раз повторял он. — Начальник цеха должен подписать их.
ebooksa