— Стой! Стой! — закричала Марина, задыхаясь и крепко ухватившись за цепи, едва не повиснув на них. — Подождите, не раздевайте.
— Пошто так, барышня? — удивился бригадир. — Время дорого. — Он не выпускал цепей и улыбался, поглядывая на перепуганную растрепанную девушку.
— Подождите, я вам говорю!
— Да чего ждать-то?
Бригадир был старый кадровый рабочий. Он готовил посуду для первой плавки, выпущенной более четверти века назад. Приходилось ему на своем горбу вытаскивать из канавы пятипудовые слитки, позже он делал это с помощью лебедки, и всегда, чем быстрее выполнялась работа, тем было лучше. А если, случалось, сажали в канаву «козла», то даже Гофман не жалел премиальных для добровольцев, бравшихся освобождать канаву. А сейчас вдруг стало нельзя. Бригадир покачал головой и неодобрительно посмотрел на Марину. Что-то неладное чудилось ему в этом деле. Усатый крановщик, перевесившись через борт кабины, дымил махоркой и с усмешкой прислушивался к спору.
— Не слушай, Митрий, — загалдели рабочие. — На себя, мужики, робим. Пошто будем плавки задерживать?
— Верно, барышня, мужики говорят, — сказал бригадир и, отстранив Марину, решительно взялся за цепи. — Трави, Федотыч!
Крановщик опустил цепи. Бригадир зацепил крюками за изложницы.
— Да нельзя же! — со слезами в голосе отчаянно закричала Марина. — Простудится металл!
Дружный хохот покрыл ее последние слова.
— Уйди, барышня, ради Христа, — замахал руками бригадир.
К счастью, поблизости оказался Иван. Он увидел, как растерянно озирается Марина. В глазах ее стояли слезы.
— В чем дело? — сурово спросил он.
— Не поймем, Иван Семеныч. И смех и грех.
Иван повернулся к Марине.
— Я запрещаю раздевать слитки. Эта сталь не терпит резких колебаний температуры. Пусть постепенно остынет в изложницах. Вечером разденете.
— Так в чем же дело?
— Да вот они… Я не успела им объяснить.
— Снимай цепи и без приказа канаву не трогать.
Марина сказала Ивану: