Радуга — дочь солнца

22
18
20
22
24
26
28
30

После этого, когда к сыну приходили гости, он уже не садился за стол, даже если его приглашали, и не вступал в разговоры. А между тем стал часто отлучаться из дому и возвращался выпивши, иногда очень сильно.

— И где его носит леший? — сокрушалась Дарья Степановна (среди близких Дашонка) — подвижная пятидесятилетняя женщина с темными, не поддающимися седине волосами.

Немногочисленные друзья Якова, с которыми он водил компанию, категорически отрицали свою причастность, столовая была одна на весь поселок, и там Якова никогда не видели; о том, что муж завел себе сударушку и угощался у нее, Дашонке в голову не приходило, и она решила: «В город ездит».

— Тебе что, его грошовой пенсии жалко? — спросил сын, когда она поделилась с ним своими печалями.

— Так ведь коляска у него, попадет в аварию. Посмотри, машин на большаке стало — страсть.

Сын недоверчиво усмехнулся. В местном леспромхозе он сразу получил высокую должность и с некоторых пор стал стесняться, что отец его ездит на инвалидной коляске и работает в бане истопником.

Вскоре Якову прибавили пенсию. По этому поводу он выпил, оставил коляску на дороге, а сам ходил по всему поселку и, встречая знакомых и незнакомых, всем говорил одно и то же:

— Советская власть — она знает, что делает. Сколько нас таких, и всем прибавка вышла. И не какой-нибудь рубль, а почти в два раза. Значит, есть за что. Вот так-то!

А еще через несколько дней у них в доме появился незнакомый пожилой мужчина в дорогом, вышедшем из моды спортивном костюме. Гость назвался военным журналистом. Он был высок ростом, худ и несветел с лица, но глаза его смотрели живо и весело. Как назло, была суббота, хозяина дома не оказалось, и журналист, немного подумав, сказал, что если не будет возражений, то он подождет. Возражений не было, только Дарья Степановна, испуганно переглянувшись в зеркале с сыном, который в это время завязывал галстук, кашлянула смущенно и сказала:

— Может, в другой раз. Предупредить бы его надо. Оконфузится ведь. А сегодня подавно — праздник…

— В праздник не грех, — понимающе улыбнулся журналист и попытался вспомнить, какой на этот день приходится праздник, но так и не вспомнил.

— Если бы только в праздники, — вздохнула Дарья Степановна, проникаясь доверием к этому обходительному человеку с мягкой улыбкой и приятным голосом.

— Вам он очень нужен? — спросил сын, окончив работу с галстуком, уже немного раздраженный просительным тоном матери. — Вы, собственно, по какому поводу?

Журналист вынул удостоверение и подал его сыну. Сын полистал его, внимательно прочитал все, что там написано, и протянул обратно с таким видом, будто вручал награду:

— Прошу вас, Артамон Ильич.

— Конечно, можно и в другой раз, — растерянно проговорил Артамон Ильич, поспешно пряча удостоверение в карман. — Вы, пожалуй, можете и не понять мое нетерпение…

И он горячо заговорил о своей работе по изучению истории войны, которой он занимается уже много лет, и о том, как помогают ему старые ветераны, учителя и красные следопыты, как с каждым годом растет интерес к боевому прошлому своей страны и какое огромное здесь открывается поле деятельности и для писателя, и для ученого, и для историка…

— Значит, нужен, — твердым голосом перебил его сын. — Как вы сюда добирались?

— У меня «Жигули».

Сын посмотрел на часы и так же твердо сказал: