Радуга — дочь солнца

— Вот, пожалуйста!

— Давай сюда! — не вставая, протянул руку Непряхин, как только увидел портфель.

Шурик, не зная, как ему поступить, поглядел на профессора, потом опять на отца, — выяснять, что к чему, ему было некогда, и он осторожно, словно там была мина, поставил портфель между ними, так что при желании любой мог бы до него дотянуться без всякого труда.

Непряхин опять, только на этот раз прямо на траве, расстелил свою холстину и стал осторожно развертывать кулечки с закусками.

— Зря только деньги переводишь, — неодобрительно сказал он, увидев в руках профессора плоскую бутылку с коньяком. — Лучше бы водочки.

— Я ведь не знал, так, на всякий случай положил.

Они выпили, и Непряхин, пока еще не притрагиваясь к закуске, сказал:

— Как мед. Даже не пойму, есть ли в нем градус.

— Есть.

— Тогда надо закусывать. — И опять он ничего не взял, а всю холстину с едой услужливо придвинул поближе к профессору. — Ты не стесняйся, Артамоша, закуски-то — ее всегда с избытком оказывается. А то я смотрю, ты и ешь плохо. В начальниках ходишь, а на вид как Кощей Бессмертный.

— Да я всегда такой был.

— Значит, это от конструкции зависит. Видел, какой Шурка? За одно лето мать откормила. А тебя, видать, в любой закром посади — все без толку.

Непряхин налил еще раз понемногу и, поглядев на оставшийся коньяк, сказал смущенно и нерешительно:

— Надо бы Дашонке оставить. Она, поди, и не пробовала никогда. Если в гости со мной угодит, так ведь у нас больше самогонку подают.

— Да, да, конечно, распоряжайся по своему усмотрению, — поспешно заговорил Артамон Ильич и даже отодвинулся немножко, а Непряхин еще раз встряхнул бутылку, крепко завернул пробку и сунул в мешок — подальше от соблазна.

После этого, уже немного опьяневшие, они молча сидели на траве за коляской, среди затихающей игры солнца и полынного запаха земли.

— Благодать-то какая, а? — сказал Непряхин, подмащивая под голову мешок и собираясь прилечь.

— Отдохни и ты, Артамоша!

— Дома-то тебя не потеряют?

— Не. Дашонка хоть и беспокоится, но знает — приеду. Она у меня добрая. Шурка — тот другое дело, уж больно твердый, ровно столб. И не вникнешь сразу, что значит не своя кровь.