Агония

— Вадя! Я упаду! — качнувшись вперед, запищала и обхватила его спину.

— Спокойно, Киса. Ты же со мной. Ты не можешь упасть.

— Это ты так на руках меня носишь? Ты это имел в виду?

— Ладуля так точно не сможет.

— Конечно, у него пиджачок помнется. Вадь, голова кружится… — тяжело выдохнула.

Шамрай позволил ей сползти вниз по своему телу, но не отпустил.

— Он тебя не стоит.

— А ты стоишь? — пыталась выровнять дыхание.

— Я? Нет, наверное, — мрачновато улыбнулся. — Талантами никакими не обладаю. Говорить красиво, как Ладуля, не умею. Будущего у меня сногсшибательного нет, я все похерил. И не потому, что безнадежный, а потому что именно сейчас меня все устраивает. Живу и радуюсь. Только зайка твой мне немножко нервы портит… рассказывает, как ты ему в любви признаешься… но это ничего, зайки долго не живут.

— Что рассказывает? — От услышанного даже забыла сопротивляться. Вадим понес ее в гостиную, и она крепче ухватилась за его плечи, чтобы не упасть.

— Зайка твой. Посвятил сегодня меня в некоторые подробности вашей личной жизни. Про страстные ночи и признания.

— Какие признания? — Внутри все неприятно вздрогнуло, отдалось тошнотой. Один бог знает, что Владик ему понарассказывал. Как гадко и мерзко с его стороны, но совсем не удивительно. Снова нахлынуло ощущение, что ее в грязи вываляли, как после ужина с его мамочкой.

— Вот и я думаю какие. Неделю у тебя по полночи пасусь и ни разу его не то что не видел, а даже по телефону не слышал, — засмеялся Шамрай, проходя в комнату и не спуская Чарушину с рук. — Респект Владику. Какой он у нас уверенный в себе и терпеливый. Не переживает, не волнуется. Не, я так не могу. Я скотина скандальная, со мной тихо и красиво не получится. По периметру бы все зачистил, чтобы никто к тебе не подошел, даже смотреть не смел. Друг, брат, сват, мне похрен. И своим друзьям бы тебя подвозить не позволял. Ладуле респект, я бы точно не смог в офисе бумажки перебирать, пока ты в ресторане с кем-то рассиживаешься. Поубивал бы всех нахрен. Не-не, я так не умею, всех послал бы, имел после этого проблемы, да и плевать… потом разгребал эти проблемы, но приехал. И никого бы к тебе не подпускал. Ни друга, ни брата… никого! Понимаешь? — На ней кофта задралась вверх вместе с майкой, и Вадим держал ее за голую спину. Выдержка и так хромала на обе ноги, а после разговора с Рейманом, кажется, совсем не осталось сил терпеть бесконечные спазмы ревности, смешанные с диким желанием. — Киса, ну невозможно же уже… — Повалил Регину на диван, обхватил руками ее голову и надолго прижался к горячему рту, скусывая и сцеловывая возмущение. Оторвался, чтобы вздохнуть, когда перестал чувствовать протест. — Не могу я больше…

— Вадя, перестань… — еле вышептала, тяжело придавленная его телом.

— Не могу.

— Как ты не понимаешь? Дело не в том, что я не могу уйти от него, дело в том, что я не могу уйти к тебе… — мелко задрожала, вцепившись в рубашку на его плечах, а руки от напряжения, как деревянные, и даже голос — будто не ее.

— Ты уже со мной! Ты уже давно со мной! Или ты думаешь, если мы не спим, так у нас и нет ничего? Мы никто друг другу?! Я тебе никто и ты мне никто?!

— Я тоже устала… но я просто знаю, что начнется… — затрясло от его крика, столько было в нем чувств: скопившаяся злость, обжигающая ревность, нетерпение, желание. Все ей — словно пощечина.

— И я знаю. И что теперь? Клал я на всех… свое вето. Не думай об этом, это не твои проблемы. Мы отдельно друг от друга все равно не будем! Не сможем! Я не смогу! Не смогу я, Киса… не могу… — с крика он резко перешел почти на шепот, и от этого слова звучали еще нестерпимее, невыносимо больно, ударяя в самое сердце.

Она захныкала, будто заплакала, но Шамрай вместо того, чтобы отпустить, ритмично вдавливаясь в ее тело, стал целовать еще настойчивее. Жарче. Без всякой сдержанности. И Регина без всякой сдержанности стала ему отвечать. Хотя разум то и дело прошибала мысль, что нужно остановиться. Или не нужно? Нет, нужно. Все не так у них должно произойти. Не знала, как именно, но только не так.